Еще в 1910 г., в бытность нашего министра иностранных дел в Германии, С.Д. Сазонов имел случай беседовать с императором Вильгельмом в Потсдаме по вопросу об отношениях Германии и Турции.
В этой беседе русский министр коснулся роли Германии в развитии панисламистского движения.
«Пока пропаганда эта оставалась исключительно на религиозной почве, – сказал С.Д. Сазонов, – т. е. служила проявлением лишь духовной идеи халифата, Россия могла еще относиться к ней без особой тревоги. Но с тех пор как пропаганда панисламизма приняла характер политический, наше отношение к ней, – сказал русский министр, – должно измениться. Выступление германского императора в роли покровителя мусульман не может не внушать нам немало беспокойства. Появление нового халифата – Берлинского, – естественно, должно беспокоить Россию, насчитывающую свыше 20 миллионов мусульманских подданных, и вызвать ее недоверие».
В силу всех этих соображений предложение Энвера, естественно, не могло не вызвать к себе подозрений, и поэтому великий князь Верховный главнокомандующий не считал желательным давать турецкому правительству право делать заключение о важности для России отвода от нашей кавказской границы войск 9-го и 11-го пограничных корпусов. В самом деле, в политическом отношении такая позиция могла бы быть истолкована как признак слабости России; в действительности же Турция с военной точки зрения, по тогдашней оценке, не представляла русской кавказской границе особой угрозы. Гораздо более важной задачей представлялось препятствование Турции сосредоточить ее силы во Фракии.
Телеграмма русского консула в Дарданеллах о том, что германские военные суда «Гебен» и «Бреслау» входят в пролив, прервала обсуждение предложений Энвера, хотя и встречавших, по-видимому, сочувствие у великого визиря, но далеко не вызывавших среди членов правительства полного единства. По мнению Верховного главнокомандующего, факт пропуска немецких боевых судов через проливы являлся решающим в отношении дальнейшей позиции Турции. Никакие уверения в покупке этих судов у Германии не могли, конечно, изменить впечатления грубейшего нарушения нейтралитета Турции в пользу Германии. Русский министр иностранных дел в своей телеграмме на имя посла в Константинополе свидетельствовал, что статьей 56 Лондонской морской декларации 1909 г., хотя и не ратифицированной, но уже применявшейся державами и потому приобретшей характер обычного международного морского права, признается переход под нейтральный флаг неприятельского торгового судна после открытия военных действий ничтожным. Тем с большим основанием, добавлял С.Д. Сазонов, положение это должно быть применимо к военным судам.
Тем не менее, несмотря на этот протест, окончательного разрыва с Турцией не произошло. Прибывшие в Константинополь германские военные суда между тем продолжают свое вызывающее поведение; они бросают якорь у входа, напротив Буюк-Дерэ, ввиду летней резиденции, занимавшейся русским послом. Последнему ясно слышны звуки немецкого гимна «Deutschland u..ber Alles»(«Германия превыше всего»), ежедневно исполняемого на борту названных крейсеров.
В дальнейшем, чтобы симулировать продажу Турции крейсеров, немецкий флаг на них заменяется турецким, названия судов переделываются на турецкий лад, а команды, оставшиеся на судах, довершают маскарад заменой своих немецких головных уборов на фески.
Прибытие в Константинополь немецких военных судов вызвало в населении турецкой столицы взрыв энтузиазма.
М.И. Гирс сообщает в Петроград 14 августа: «Здесь упорно держится слух о возможности прихода двух австрийских военных судов, крейсирующих в Эгейском море. Их появление окончательно вскружит голову туркам…»
И в самом деле. Усиление турецкого военного флота двумя крупными боевыми судами из состава германских морских сил делало уже возможным выход наших противников в Черное море. К тому же во главе этого соединенного флота становится энергичный немецкий адмирал Сюшон, который, как до нас дошли слухи, по указанию германского посла барона фон Вангенгейма и выполняет в конце октября 1914 г. набег на русские черноморские берега, явившийся началом открыто враждебного выступления Турции против России.
По сообщению русского посла в Константинополе, хорошо знавшего нравы Порты, не будь эта развязка дана самими немцами, неопределенное поведение Турции в отношении России – не мир и не война – могло бы продлиться еще довольно долго. Но Германия была как раз в это время весьма заинтересована созданием возможных затруднений России ввиду развития армиями последней широкого наступления на левом берегу р. Вислы, в направлении Силезии.
Впоследствии выяснилось намерение со стороны наших военных противников объяснить нападение на русские прибрежные пункты репрессией за минную атаку русских миноносцев турецкой эскадры, якобы мирно упражнявшейся в Черном море, вблизи Босфора, в учебной стрельбе. Однако С.Д. Сазонов немедленно и вполне категорически отверг факт враждебной против Турции инициативы со стороны нашего Черноморского флота.