20 августа Верховный главнокомандующий и оперативная часть штаба выехали в Могилев, где великий князь был торжественно приветствован местными властями и обществом. С вокзала все прибывшие проехали в городской собор. Там духовенством в присутствии многочисленной толпы народа был совершен торжественный молебен. По окончании молебна великий князь из собора отбыл в место расположения Ставки.
Верховный главнокомандующий, начальник штаба и лица ближайшей свиты разместились в нижнем этаже губернаторского дома. Дом этот стоял на правом высоком и крутом берегу р. Днепра; с одной стороны к нему примыкал небольшой, но тенистый сад, а из окон второго этажа дома открывался просторный вид на луга и леса Заднепровья. Верхний этаж дома оставался незанятым, на случай приездов в новую Ставку государя. Этаж этот состоял из большого зала в несколько окон, такой же столовой, красной гостиной с мебелью из золоченого дерева и еще нескольких задних комнат. Официально весь этаж числился оставленным для государя, но ввиду общего недостатка помещений ближайшие к Верховному лица, столовавшиеся вместе с ним, временно пользовались там находившейся столовой. Управление генерал-квартирмейстера с оперативным телеграфом поместилось в освобожденном доме губернского правления, находившемся рядом с домом губернатора. В этом же доме оказалось помещение и лично для меня. Перед зданием губернского правления находился небольшой запущенный сквер и посредине его солнечные часы, сохранившиеся со времен царствования императора Александра I и расположения в Могилеве штаба 1-й армии.
Немедленно по прибытии в новое место расположения Ставки моего управления застучали юзы и деятельность штаба приняла свои обычные формы.
На следующий день вечером в Могилев прибыл военный министр генерал Поливанов. На вокзале он был встречен одним из адъютантов великого князя, с которым приехавший и отправился в губернаторский дом. Великий князь принял военного министра в красной гостиной второго этажа и здесь прочел адресованное ему письмо государя.
«Я почувствовал, – вспоминает А.А. Поливанов, – свою задачу облегченной, когда после моих слов о том, что ввиду трудного положения наших армий государь не считает себя вправе оставаться вдали от нее и решил принять верховное главнокомандование, Николай Николаевич широким жестом перекрестился…»
Только после возвращения в Петроград государь император разрешил генералу Поливанову осведомить Совет министров о принятом им решении, до этого же дня один председатель Совета министров, старик Горемыкин, не умевший или не желавший перечить государю, был осведомлен о принятых императором Николаем шагах.
Государь очень благодарил военного министра за хорошо им исполненное «трудное», как он выразился, поручение. Пожалуй, покажется странным, в чем именно заключалась его трудность. Но двор жил не реальной жизнью, а в мире «воображений»!..
Недоверие к лояльности великого князя было настолько сильно, что, как это видно из одного письма императрицы, волнения не оставляли ее, пока великий князь Николай Николаевич, которого в семье звали попросту Николаша, не уехал совсем из Ставки.
В Совете министров только один старец Горемыкин отнесся беспрекословно к желанию государя стать во главе действующей армии. По воспоминаниям А.А. Поливанова, Горемыкин неизменно повторял: «Что же делать, так государю угодно!»… Большинство же министров, и в особенности А.В. Кривошеий, главноуправляющий земледелием, и С.Д. Сазонов, министр иностранных дел, ясно отдавали себе отчет в возможных последствиях намечавшегося шага, который считали крайне неосторожным. Они просили императора Николая II выслушать их соображения о затруднительности выполнения тех изменений в высшем управлении войсками, которые были предположены.
В первых числах сентября желание министров было удовлетворено и Совет министров собрался у государя в Царском Селе. Император Николай II прибыл на совещание и, заняв место посредине стола, открыл заседание. Он спокойно выслушал от И.Л. Горемыкина несколько нейтрально произнесенных им слов, из которых должен был осведомляться, что Совет министров, узнав о скором отъезде царя в армию, выражает желание получить непосредственно от Его Величества указания по ряду основных вопросов. Вслед за тем стали говорить министры, настаивавшие на личной встрече с государем; они выражали свои опасения по поводу того трудного положения, в котором окажется страна, лишенная непосредственного пребывания главы государства в столице. Делались также указания на то, что великий князь Николай Николаевич хотя и терпел военные неудачи, но последние не могут быть приписаны ему, а общей обстановке, а потому смена его не будет понята обществом. Однако все это, по-видимому, высказывалось в столь осторожной форме, что слова говоривших министров не остановили государя в принятом им решении, о чем он и объявил вполне твердо собравшимся.
Министры разъехались в очень подавленном настроении.