Великий князь Николай Николаевич

Всем было хорошо известно, что император Николай II не обладал ни необходимыми знаниями, ни опытом, ни волей и что весь его внутренний облик мало соответствовал грандиозному масштабу войны. При таких условиях нахождение при государе даже столь надежного начальника штаба, как генерал Алексеев, страдавшего, впрочем, также недостатком волевых качеств и организационных способностей, что заставляло его часто размениваться на мелочи, не обещало обеспечить достижения необходимых результатов.

Уход великого князя с поста Верховного вызвал большую тревогу во Франции. Французский посол в Петрограде М. Палеолог писал: «Отныне я готов ко всему». Вся заграничная печать с большим пессимизмом отнеслась к совершившимся переменам, и уже одно внимание, уделенное данному событию, доказывало всю значительность происшедших перемен. Одни органы печати видели в этом уходе желание царя стать ближе к своему народу, другие указывали, что великий князь пал жертвой своей огромной популярности. При этом в некоторой части заграничной печати великий князь оценивался как вождь России, перед которым совершенно стушевалась личность царствующего императора. Решительно все признавали военные способности ушедшего и считали великого князя Николая Николаевича искусным стратегом, которому почти всегда удавалось со своими армиями появляться именно там, где это требовалось общей обстановкой. Неудачи лета 1915 г. большинство газет не ставило в вину великому князю, приписывая таковые или общим причинам, или недостатку вооружения и боевых припасов. «Мы не можем не признать, – писала одна очень распространенная газета в Германии, – что наш бывший противник был храбрым и честным врагом…» Отмечалось, что войне была посвящена вся жизнь великого князя, что он, будучи ярым противником немцев, оказал величайшие незабываемые услуги союзникам и что его наступление на Карпаты, явившееся началом его конца, диктовалось его убежденным панславизмом. «Может быть, – восклицает одна из видных немецких газет («Berliner local Anzeiger»), – в глубине его души таится надежда вернуться когда-нибудь в роли спасителя отечества от внутреннего врага!»

«Едва ли перемена в верховном главнокомандовании изменит исход войны, – писала «Fossische Zeitung». – Выступление русского самодержца в роли верховного главнокомандующего скорее является доказательством предстоящего развала армии и государства. Во всяком случае, падение великого князя вызывается скорее причинами политическими, чем военными соображениями…»

Интересно отметить, что генерал Брусилов, перешедший впоследствии на службу большевиков, а ранее бывший сотрудником великого князя, хорошо его знавший, так отзывается в своих воспоминаниях о великом князе Николае Николаевиче:

«По моему мнению, в это время лучшего Верховного главнокомандующего нельзя было найти. Это человек, несомненно, всецело преданный военному делу, и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло. По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его Верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданное им приказание должно быть исполнено, что отмене оно не подлежит и никаких колебаний не будет…»

Но еще любопытнее то, что большевистская власть в России нашла возможным оставить этот отзыв в своем издании, признав таким образом это суждение справедливым…

3. Царь в Ставке

За несколько дней до приезда в Могилев императора Николая II в Ставку прибыл его будущий начальник штаба генерал Алексеев.

«В тот же день, – доносит об этом факте С.Д. Сазонову Кудашев, – генерал Янушкевич сдал ему должность и поселился в вагоне. Великий князь держит себя безупречно и с полным самообладанием…»

Меня М.В. Алексеев просил остаться еще несколько дней в должности для установления более полной преемственности. Я поставил естественным условием быть освобожденным от обязанностей генерал-квартирмейстера до приезда государя в Ставку.

Государь прибыл в Могилев утром в воскресенье, 5 сентября. Отбыв обычные официальные встречи, он в тот же день принял на себя предводительствование действующими войсками.

Однако император не сразу занял губернаторский дом и продолжал жить в своем поезде, в котором приехал из столицы. Для установки этого поезда была подготовлена особая ветка, отводившая царские вагоны от вокзала в глубь какого-то частного сада. Расположение царского поезда оказалось очень удаленным от места пребывания штаба, и чтобы достичь его, приходилось пересекать едва ли не весь город. Обстоятельство это весьма затрудняли личные сношения с императором, который лишь однажды в день, по утрам, приезжал для выслушивания доклада в управление генерал-квартирмейстера.