Эти доводы были изложены мной в особой записке, рассматривавшейся на особом совещании с главнокомандующими армиями фронтов.
Дело в том, что к концу 1914 г. были уже налицо признаки, указывавшие на необходимость полного обновления русской армии.
Угрожающих размеров достиг некомплект в армии офицеров, унтер-офицеров и людей вообще. Запасные батальоны не успевали вырабатывать необходимого числа пополнений, вследствие чего в полки присылались люди в недостаточном количестве и совсем мало обученные. Великий князь называл прибывавшие укомплектования «недоучками», которые едва умели держать в руках винтовку.
Весьма скоро обнаружился столь сильный недостаток в винтовках, что даже присылаемых в полки людей нечем было вооружать, и, таким образом, они оставались при обозах, лишь загромождая последние.
В общем, некомплект к началу 1915 г. определялся до полумиллиона людей, т. е. на круг свыше чем по 5000 человек на дивизию. Но были полки, свернутые даже в отдельные батальоны и состоявшие всего из 400 штыков!
Чтобы сколько-нибудь поддержать штатный состав полков от постепенного таяния, весьма скоро пришлось отбирать для прибывавших пополнений трехлинейные винтовки, заменяя их старыми берданками, у всех нестроевых, а также у войск специального и вспомогательного назначений (крепостная артиллерия, инженерные и железнодорожные части и т. п.).
Но и эта мера могла оказать, очевидно, лишь единовременную помощь. Необходим же был постоянный приток винтовок.
В конце января 1915 г. недостаток ружей в русской армии обострился настолько, что пришлось от имени великого князя обратиться за помощью к Франции. Соответственная телеграмма вызвала там целый переполох, но не привела к практическим результатам: Франция оказалась бессильной прийти нам на помощь. Поэтому в дальнейшем пришлось рассчитывать только на увеличение производительности собственных оружейных заводов или покупку и заказы оружия за границей. Что касается расчетов на заграничные рынки, то они оказались, в общем, эфемерными. Производительность же отечественных заводов лишь к концу первой четверти 1915 г. была доведена до размера 60 тыс. винтовок в месяц. Но что значила эта цифра при месячной потребности в винтовках, определявшейся цифрой около 300–350 тыс.! Было очевидно, что некомплект вооруженных людей в армии с течением времени может только возрастать.
Независимо от недостатка в винтовках на русскую армию надвигалось едва ли еще не большее испытание в виде недостатка огнестрельных припасов, ружейных и особенно артиллерийских. Этот последний недостаток стал выявляться уже в первые месяцы войны, и о нем было сообщено Ставкой военному министру уже в октябре 1914 г. Но Военное министерство, базируясь на опыте Русско-японской войны, вначале недоверчиво отнеслось к сообщениям Ставки, заподозрив ее даже в сокрытии истины. Генерал Сухомлинов обращался помимо Ставки к различным лицам в армии с просьбой присылки точных данных о боевых припасах. Сомнений, однако, не было. Наступал голод в огнестрельных припасах в самом настоящем смысле этого слова. По самому скромному подсчету, требовалось на армию наличного состава ежемесячно не менее 11/2 млн патронов для одной только легкой артиллерии; поступало же в течение зимних месяцев 1914/15 г. едва около 1/4 части потребного числа.
В весьма печальном положении находились также вопросы снабжения армии пулеметами и прочими предметами технического снабжения. Материальная часть армии в период маневренной войны весьма быстро и неожиданно износилась.
К сожалению, как я уже сказал, мы не могли рассчитывать в вопросах снабжения на получение помощи от наших союзников; последние сами выбивались из сил, чтобы преодолеть собственные в этом отношении затруднения.
Все вытекавшие выводы о невозможности задаваться при существовавших условиях какими-либо широкими предположениями на ближайшие месяцы вынуждали великого князя вначале присоединиться к моей точке зрения о необходимости временно ограничиться действиями в направлении Восточной Пруссии, как более безопасными и лучше соображенными с наличным состоянием армии и ее возможностями.
Однако сторонники другого мнения указывали на подготовку австро-венгерских войск к новому наступлению и на необходимость ответить на этот способ действий не обороной, а только активными действиями, чтобы не дать возродиться австро-венгерской армии от перенесенных ею поражений. Генерал Иванов настойчиво указывал, что успех против австрийцев «отзовется благоприятно в Венгрии, которая готова идти на сепаратный мир, а также и в Румынии»…
Около того же времени и граф Игнатьев, русский военный агент в Париже, сообщал в Ставку, что генерал Жоффр, осведомленный о трагическом положении вопроса об огнестрельных припасах в русской армии, высказался, что «если мы лишены возможности возобновить наступление в Польше, то все же, быть может, сможем продолжить действия в Галичине, где характер местности требует минимального содействия артиллерии».