Великий князь Николай Николаевич

По отношенію къ Россіи въ этихъ трудахъ, посвященныхъ затрагиваемому вопросу, неизмѣнно склоняется имя Великаго Князя Николая Николаевича, какъ горячаго и якобы активнаго сторонника доведенія іюльскаго конфликта 1914-го года до войны. Это явленіе обязываетъ меня твердо заявить, что приписываемое Великому Князю Николаю Николаевичу вліяніе на ходъ событій, приведшихъ къ войнѣ, положительно не вѣрно. Я уже не говорю о томъ, что никакой военной партіи, ни вообще, ни якобы возглавлявшейся Великимъ Княземъ въ Россіи не существовало. Вполнѣ возможно, и даже вѣроятно, что среди военныхъ сознавалась неизбѣжность въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ кроваваго столкновенія на западѣ изъ-за неразрѣшимыхъ, повидимому, мирнымъ путемъ проблемъ; еще вѣроятнѣе, что много горячихъ головъ въ арміи мечтали о подвигахъ и жертвенности, которую они проявятъ въ случаѣ войны, но совершенно категорически утверждаю, что всѣ эти лица не были объединены никакой партіей и не имѣли никакого вліянія на ходъ русской политики и развитіе германо-русскаго конфликта. Въ частности, по отношенію къ Великому Князю Николаю Николаевичу, мною уже были приведены (въ главѣ Т-й) тѣ условія, которыя совершенно исключали для него возможность проявленія своего вліянія на внѣшнюю политику Россіи, вплоть до того дня, когда состоя^ ло ъ его назначеніе на постъ Русскаго Верховнаго Главнокомандующаго. Перебирая вновь и вновь въ своей памяти минувшія событія, я могу добавить слѣдующія соображенія. Въ силу традицій самодержавнаго строя, веденіе внѣшней политики въ русскомъ государствѣ составляло одну изъ неотъемлемыхъ прерогативъ Царя. Положеніе это настолько глубоко внѣдрилось въ сознаніе Верховной, власти, что въ 1917-мъ году, въ дпи обсужденія вопроса объ отвѣтственномъ министерствѣ, Государь соглашался на дарованіе такого-министерства, отвѣтственнаго передъ Думой, но лишь съ условіемъ непосредственнаго подчиненія себѣ Министровъ Иностранныхъ Дѣлъ, Военнаго и Морского, иначе говоря — оставляя такимъ образомъ понрежнему за собою руководство внѣшними дѣлами, равно какъ и вопросами войны п мира.

Я уже приводилъ фразу Императора Николая 11-го, доказывающую до какой степени Русскій Государь дорожилъ этой прерогативой руководства внѣшними дѣлами, вмѣшательство въ которыя не могло бы остаться безъ рѣшительнаго отпора съ его стороны или въ. лучшемъ случаѣ — отвѣтнаго молчанія. Къ тому же, мы знаемъ_г

■что Великій Князь Николай Николаевичъ, въ періодъ предшествующій войнѣ, значительно подорвалъ довѣріе къ се²¹бѣ со стороны Двора рѣшительной поддержкой проектовъ графа Витте, и это недовѣріе было тѣмъ сильнѣе, что его стали заподозривать въ стремлепіи занять императорскій престолъ.

По описанію В. А. Сухомлинова, одного изъ личныхъ недруговъ Вел. Кн. Николая Николаевича, послѣдній, будучи приглашенъ участвовать въ извѣстномъ засѣданіи 25-го іюля, молчалъ н усиленно нервно курилъ. Нервность въ движеніяхъ была всегдашней спутницей Великаго Князя, но и самый вопросъ, подлежавшій обсужденію, естественно, долженъ былъ вызывать у всѣхъ возбужденное настроеніе. Что же касается дополнительнаго соображенія генерала Сухомлинова о томъ, что Великій Князь «настроилъ Государя уже заранѣе, безъ свидѣтелей», то оно, составляя лишь догадку писавшаго, вполнѣ голословно и не подкрѣплено никакими фактическими данными. При извѣстной враждебности генерала Сухомлинова къ Великому Князю Николаю Николаевичу, едва ли возможно придавать словамъ его много значенія. — В. А. Сухомлиновъ, не перестававшій сводить съ Великимъ Княземъ личные счеты и, въ силу своей извѣстной неискренности, едва ли затруднявшійся дискредитировать своего врага, тѣмъ не менѣе не могъ иначе изобразить поведеніе Великаго Князя, какъ словомъ.²¹ «Молчалъ!». Да, молчалъ!_

Ибо Великій Князь на этомъ совѣщаніи, по своей должности Главнокомандующаго столичнымъ округомъ, являлся только въ качествѣ представителя русской арміи. Послѣдняя же, какъ таковая, никогда въ Россіи не вмѣшивалась въ политику ! « Великая молчальница ». « Га ^гадкіе шив'іЬе !», — Она только дѣйствуетъ,, но не разсуждаетъ ! Такова была ея позиція въ старой Россіи. Даже самъ военный министръ генералъ Сухомлиновъ, членъ Совѣта Министровъ, разсуждаетъ въ своихъ воспоминаніяхъ такъ: «Какъ военный министръ, противъ такого рѣшенія (частной мобилизаціи), бывшаго ходомъ на шахматной доскѣ большой политики, я не имѣлъ права протестовать, хотя бы этотъ шагъ и угрожалъ войной, ибо политика меня не касалась. Постолько же не мопмъ дѣломъ, Военнаго Министра, было удерживать Государя отъ войны. Я былъ солдатъ и долженъ былъ повиноваться, разъ армія призывается для обороны отечества, а не вдаваться въ разсужденія»²¹).

Такимъ образомъ, даже на уста военнаго министра была наложена, въ политическомъ смыслѣ, печать молчанія.