Великий Краббен

Не слушая Серпа Ивановича, проклинающего туман и Краббена, не слушая Краббена, клянущего нас и туман, я думал о смутных придонных тектонических трещинах, обогреваемых струями ювенильных источников. Лес водорослей, неясные тени — темный, не известный нам мир…

Почему ему не быть миром Краббена?

И действительно.

Кто воочию видел гигантских кальмаров? А ведь на кашалотах, поднимающихся из океанских бездн, не раз и не два отмечали следы гигантских присосок.

Кто видел трехпалого — таинственного обитателя тропических болот Флориды и прибрежной полосы острова Нантакет? А ведь с его следов давно сняты гипсовые слепки.

Кто видел огромного червя с лапами, так называемого татцельвурма? А ведь он хорошо известен многим жителям Альп. За последние годы собраны сотни свидетельств, в которых слово в слово повторяется одно и то же: да, татцельвурм похож на червя! да, у него большая голова с выпуклыми глазами! да, лапы его малы, но их легко можно заметить!

А мокеле-мбембе — тварь, внешне напоминающая давно вымерших динозавров? Разве не утверждают охотники-африканцы, что они и сейчас встречают этих гигантов в бесконечных, крайне плохо обследованных болотах Внутренней Африки? Стоит, наверное, напомнить, что на воротах храма, посвященного древневавилонской богине Иштар, среди множества поразительных по своей реалистичности изображений, было найдено одно, ничего общего не имеющее с известными к тому времени животными. Но зато этот зверь, названный учеными сируш, как две капли воды схож с африканским мокеле-мбембе.

А кто видел третретретре — животное ростом с теленка, с круглой головой и почти человеческим лицом? Тем не менее аборигены одного из самых больших островов мира Мадагаскара утверждают, что такое животное водится в их краях, что передние и нижние конечности у них устроены как у обезьян, а уши, действительно, человеческие.

Кто видал, наконец, ископаемых дипротодонтов, заселявших когда-то Австралию? А ведь местные золотоискатели и в наши дни говорят о каких-то гигантских кроликах, обитающих в огромных центральных равнинах самого южного материка.

А разве не выловил из океанских глубин доктор Дж. Смит диковинную рыбу латимерию, считавшуюся вымершей многие миллионы лет назад?

А многочисленные слухи о том, что в озере Ворота (Верхняя Индигирка) время от времени появляется нечто вроде огромной рыбы или амфибии?

Мы привыкли к асфальту городов, мы привыкли к тесным зоопаркам, а мир… мир обширен. И в этом обширном мире, кроме гор, пустынь, тропических болот, есть еще и океаны.

Что прячется в их пучине?

— А сколько он может стоить? — не унимался Серп Иванович.

Я молчал.

Жутко неслись над водой долгие стоны Краббена.

— Много! — сам себе ответил Сказкин. — У меня столько нет. У меня столько никогда не будет!

Я молчал.

Я слушал плач Краббена.

Я видел путь Краббена в ночном океане.

Безмолвие звезд, мертвые вспышки люминофоров… Кто он?.. Откуда?.. Куда плывет?

— Никогда, — плакался Серп. — Никогда мне, начальник, не быть богатым! У меня ведь, сам знаешь, все удобства во дворе. И я как приду в тот домик с сердечком на дверях, так сразу и вижу: гривенник в углу лежит, пылью покрылся, не первый месяц лежит, а я, начальник, так и не подобрал этот гривенник!

Туман…

— А говорил, к пяти вернемся…

Туман…

— Дождь будет, однако, — длинно зевнул Сказкин. — Мы тут или с голоду сдохнем, или Краббен нас победит.

Я давно ждал этих слов.

Я, можно сказать, на эти слова рассчитывал.

От Шикотана до Шумшу всем известно: «Серп сказал— погода изменится».

И правда.

Как в гигантскую трубу вынесло в небо согретый солнцем туман. Призрачно высветились чудовищные обрывы, прозрачно отразились солнечные лучи от плоских вод. И откуда-то издалека, как стрекот швейной машинки, пришел, растянулся, поплыл в воздухе томительный, ни на что не похожий звук.

— Господи! — забеспокоился Сказкин. — А если это еще один Краббен, только летающий? Сколько живу, таких страхов не видел!

Я прислушался:

— Вертолет…

Не мы одни это поняли.

Потревоженный новым звуком (может, доисторические враги вот так вот его — с воздуха — когтили, кусали, лапали?), Краббен неуклюже сполз в воду, оттолкнулся от берега и медленно, без единого всплеска, ушел в глубину — черная небула, пронизывающая светлую бездну.

— Уходит! — заорал Серп Иванович.

Но я и сам это видел. Как видел и вертолет, разматывающий винты.

— Гад! — выругался я. — Нет, чтобы зайти со стороны пролива!

— Он не может со стороны пролива, — удовлетворенно пояснил Сказкин. — Это же МИ-1. Он как велосипед, его любым ветром сдувает.

Свесив с каменного козырька босые ноги, Сказкин с наслаждением шевелил пальцами. Он уже не боялся Краббена. Он уже ничего не боялся. Техника шла на помощь, техника подтверждала: он — Сказкин — не просто Сказкин, он — человек, он — венец творения. И такого в беде никто не оставит!

— За нами… Так-то…

Он наверное хотел добавить свое сакраментальное цыпа, но, взглянув на меня, воздержался.

Я был в отчаянии.

Выгнув волнами спину, отчего казалось — над водой торчат три горба, Краббен мощно шел к Камню-Льву.