Великий Краббен

— Я же о тебе думал!

Ветры, дующие с прибрежных гор, бывают настолько сильными, что на всей водяной поверхности залива образуется толчея, воздух насыщается влагой и видимость ухудшается, Поэтому входить в залив Львиная Пасть при свежих ветрах с берега не рекомендуется. Летом такие ветры наблюдаются здесь после того, как густой туман, покрывавший ранее вершины гор, опустится к их подножию. Если вершины гор, окаймляющих залив, не покрыты туманом, можно предполагать, что будет тихая погода.

Лоция Охотского моря

Тетрадь четвертая . Терять необещанное

Второе пришествие. Все для науки. Человек-альбом. Серп Иванович не сдается. Плач в ночи. Сируш, трехпалый и мокеле-мбембе. Как стать миллионером, «Воздух!» Удар судьбы.

Загнав Сказкина в пещеру, Краббен не ушел — за мрачным горбатым кекуром слышалась возня, шумные всплески.

Нервно зевнув, Серп Иванович перевернулся на живот. Выцветший тельник задрался на спину и на задубевшей коже Сказкина приоткрылось таинственное лиловое имя — Лиля. Вязь сложного рисунка терялась под тельником; какие-то хвосты, лапы — Сказкина душили неизвестные гады.

— Туман будет, — лениво заметил Сказкин.

Гребень кальдеры заметно курился, Дымка, белесоватая, нежная, на глазах уплотнялась, темнела, собиралась в плоские длинные диски.

— Скорей бы…

— Почему?

— А ты взгляни- вниз!

Серп Иванович взглянул и ужаснулся:

— Какой большой!

— Уж такой! — кивнул я не без гордости.

То уходя в глубину, то вырываясь к дневной поверхности, Краббен, гоня перед собой бурун, шел к Камню-Льву. Солнце било в глаза и я видел Краббена лишь вообще — огромное черное тело со вскинутой над волнами головой. На ходу голова Краббена раскачивалась, как тюльпан, он кивал: я вернусь, я не забуду! И на всякий случай я предупредил Сказкина:

— Сейчас он вернется.

— Еще чего, — капризно заметил Сказкин. — Пусть там гуляет.

— Молчи! — приказал я. — И глаз с него не спускай, Замечай каждую мелочь: как он голову держит, как он работает ластами, какая у него фигура…

— Да они все там одинаковые… — туманно заметил Сказкин.

Я не ответил. Краббен входил в крутой разворот.

— А нам за него заплатят? — спросил Серп.

— А ты его в руках держишь?

— Упаси господь! — возмутился Сказкин и возликовал: — Уходит!

— Как уходит? — испугался я.

— А так! Вплавь уходит! Не козел ведь, не на веревке.

Теперь и я видел: Краббен уходит.

Подняв над водой гибкую, без единой морщины, шею, он был уже на траверзе Камня-Льва. Ищи его потом в океане.

Я был в отчаянии.

Обрушивая камни, осыпая песок, я с рюкзаком, Серп с тозовкой — мы скатились по крутой насыпи на низкий берег. Никогда этот замкнутый, залитый светом залйв не казался мне таким пустынным.

Камни, вода, изуродованная сельдяная акула…

— Да брось, начальник! — удивился моему отчаянию Сказкин. — Ты же видел его. Чего еще надо?

— Видел — не документ. Чем я докажу свое видел?

— Акт составь! — еще больше удивился Серп. — Я сам твой акт подпишу, и Агафоша подпишет. Агафоша, если ему старые сапоги дать, все подпишет!

Я отвернулся.

На борту корвета «Дедалус», когда он встретился с Краббеном в Атлантике, было почти сто человек. Но кто поверил тем ста? И кто поверит акту, подписанному бывшим интеллигентом Сказкиным и никому не ведомым А. Мальцевым?

— Да что он, последний, что ли? — утешал меня Серп. — Один ушел, другой придет. Плодятся же они где-то! — Серп весело покрутил головой: — Я вот в Бомбее как-то…

— Оставь!

— Ну ладно. Я ведь к тому, что на Краббене твоем мир углом не сошелся, так ведь? В мире и без него тайн хватает, Видишь, вот раковина лежит. Может, она тоже никому не известная, а?

Раковина, которую он поднял, ничем не отличалась от других — обычная гастропода, но Серп Иванович уверял, Серп Иванович настаивал:

— А может, она еще из неоткрытых, а? И главное — не укусит!

Сказкин широко, счастливо зевнул. И волны к ногам Сказкина шли сонные, ленивые, протяжные, как зевки — океан еще не проснулся.

— А ведь нам еще на обрыв лезть, — вздохнул Сказкин.

Он нагнулся, подбирая очередную раковину, не открытую наукой, и тельник вновь задрался, обнажив обширную полосу полузагорелой спины. И там, на спине, я увидел не только то, лиловое, имя!

— Снимай! — приказал я.

— Ты что, начальник! — смутился Серп Иванович. — Комиссию я прохожу, что ли?

— Снимай!

Было в моем голосе — нечто такое, что Сказкин послушался.

Не спина у него была, а самый настоящий альбом!