Масса Гималаев еще находилась в тени, но самые высокие вершины, подсвеченные невидимым Солнцем, уже сияли в блистательном одиночестве. Не зря шерпы населили их мстительными и злобными богами. Огнистые капли медленно срывались с одиноких, переливающихся всеми цветами радуги сосулек и с тонким звоном падали в снег.
Только в горах ледяную пустыню так быстро сменяет цветущий сад.
Зеленый барбарис и рододендроны, гирлянды ломоноса – всё вокруг казалось розовым от цветов. Ни один садовник не смог бы создать такого. Чахлые кустики розовых и лиловых цветов прихотливо перемежались холмиками и наростами изумрудного льда, пронизанного кое-где высокими стрелками ранних примул, а в неглубоких прогалинах поднимались маки. Хижина отшельника, как их называют в Непале – найдана, в которой мы оставили вещи, находилась где-то тут рядом, но множество диких тропинок сбивали меня, и я вышел к хижине неожиданно.
Найдан сидел в крохотном дворике.
Длинные тонкие пальцы перебирали четки.
Найдан был стар, согбен, и, увидев его, я сразу почему-то понял, что шерп к нему не заходил.
Калитка скрипнула, найдан поднял голову.
Вынув из деревянного ларя сухое белье, свитер, брюки, я переоделся.
Потом подошел к низкой ограде, украшенной ящиками с цветами, и взглянул на снежную громаду Ама-Даблана. Я думал о шерпе, ушедшем вниз, в селение. Это была не самая горькая мысль, но где-то внутри она подогревалась затаенной обидой. Я понимал, что встреча с йети была равносильна для шерпа встрече с самим хозяином ада. О чем подумал он, увидев след йети? О страшном хозяине ада Эрлик-хане, который держит в руках волшебное зеркало толи, в котором отражаются все грехи и добродетели человека? О великом аде живых существ – об аде сопредельном, об аде холодном, об аде непреходящем? Наверное, только видение адов, совокупно разрушающих, громко рыдающих, темных, ужасных, в которых грешники убивают друг друга и вновь и вновь воскресают для вечных страданий, могло заставить шерпа уйти…
Еще более горько было думать о так ужасно потерянном мною йети.
Как грешник с ненасытным желудком, но со ртом не шире, а даже уже игольного ушка, я жаждал великого открытия, но оно дважды не состоялось, ибо чем я могу доказать людям то, что якобы несколько темных ночных часов провел в палатке рядом с существом, могущим пролить свет на всю историю человечества?
Найдан принес чай и стакан крепчайшей, дурно пахнущей водки рашки.
Найдан был стар, но в волосах его не было седых волос. Он связывал свои черные пряди тугим узлом. Он слишком давно жил в горах, думая о жизни и смерти, чтобы отнестись ко мне и к моим проблемам с должным вниманием. «Не плачь, не плачь, ибо, видишь ли, всякое желание – иллюзия и вновь привязывает тебя к Колесу». Страх найдана перед неминуемыми потерями не имел ничего общего с моим страхом. В этом мире все для него находилось в бесконечной смене форм, каждой из которых сопутствуют свои волнения и страдания.
Колесо жизни. Он хотел спрыгнуть с Колеса жизни.
Жалобы и тревоги бессмысленны, читал я на его лице.
Ни о чем не жалей. Никогда не жалей. Прими жизнь такой, какая она есть.
И я пил его горький чай и с тоской думал о том, что, наверное, уже никогда не смогу вернуться в горы. Мне хотелось поделиться с отшельником своими мыслями, но пол под нами качнулся, посуда мелко задребезжала, и старик, воздев руки к небу, запричитал: «Гиббозех! Гиббозех! Перестань!» Он умолял подводного гиганта, который держит на плечах всю Землю, обращаться осторожнее со своей хрупкой священной ношей.
Когда наконец горы успокоились, найдан заговорил.
– Рай, – заговорил он на своем невнятном непали. – Только попав в рай странник обретает блаженную способность явиться в мир всего только один раз, как самые великие мудрецы, и тем достигнуть нирваны. Почва рая – она из рассыпанных кораллов, из лазурита и хрусталя. Пыль не пылит там, огонь не жжет и предметов неприятных на вид нет. Там всё прекрасно и ничего не найдешь такого, что не явилось бы поучительным для ума и радостным для сердца. Там нет мрака, там все сияет в чудесных отсветах будды Абиды. Над водой летают птицы, только по цвету и голосу похожие на наших птиц. Там нет лжецов, умножающих зло. Там все называют друг друга словами
Я слушал и думал: нет, найдан, меня нельзя обратить в твою веру.
Я видел войны и видел радость, я видел нищих людей и колоссальные богатства.
Я всегда хотел рая тут, на земле, и до сих пор не хочу в рай, где птицы только голосами и цветом напоминают наших птиц. Я жалел найдана и притворялся, что не понимаю его.
Разбудил меня крик кукушки.
Рядом, невидимая, она выкрикивала странные слова.
«Брейн-фивер… Брейн-фивер…» Это звучало как – воспаление мозга.