Великий крестовый поход

— Но не любовь законной жены. Разве мог я, морское чудище, войти в церковь? Все это длилось недолго. Но с мужчинами, ставшими моими товарищами, мы не расставались подолгу и плавали в одно путешествие за другим. Но, конечно же, мне и с ними приходилось расставаться, ведь они вскоре старели, а я — нет. И прошли уже десятки лет с той поры, как я последний раз осмелился встретиться со смертными. А женщина не целовала меня еще дольше.

— Так неужели и мне надо причинять тебе боль? — Ингеборг приподнялась и обняла Хоо за шею, привлекая к себе. Их губы встретились.

— Боль разлуки горька, но останутся воспоминания, — ответил Хоо. — Какие сны я буду видеть! Какие песни пропоет о тебе ветер! И каждой ясной звездной ночью я стану вспоминать тебя и эту ночь, пока не наступит день моей смерти.

— Но ты будешь таким одиноким.

— Это лишь к лучшему, — попытался он ее успокоить. — Потому что причиной моей смерти станет женщина.

— Что? — отшатнулась она.

— Так, ничего. — Он указал на небо. — Видишь, как сияет Большая Медведица?

— Нет, Хоо, — взмолилась Ингеборг, задрожав, хотя набросила плащ перед тем, как выйти на палубу. — Расскажи мне все, прошу тебя. — Она смолкла. Селкай тоже молчал, закусив губу. — Мы станем… мужем и женой… до конца плавания. А за последнее время я насмотрелась столько колдовства, что мне на всю жизнь хватит. И раз эта тайна может коснуться меня…

Хоо вздохнул, покачал головой и ответил:

— Нет, Ингеборг, не бойся. Я… я столько скитался по морям в одиночестве, что приобрел как бы… второе зрение. И догадался, какой станет моя судьба.

— Какой же?

— Настанет день, когда смертная женщина родит мне сына, и мне придется забрать его с собой, дабы люди не сожгли его, назвав демонским отродьем. А женщина выйдет замуж, и ее муж убьет нас обоих.

— Нет, нет!

Селкай скрестил на груди руки.

— Я не боюсь за себя. Но сына мне жаль. Правда, к тому времени, когда это произойдет, Волшебный мир превратится в слабый, угасающий огонек и вскоре угаснет навсегда. Так что, пожалуй, такая судьба станет милосердием для него. Да и для меня тоже.

Ингеборг тихонько заплакала. Хоо не осмеливался ее коснуться.

— Я бесплодна, — призналась она, всхлипнув.

— Знаю, — кивнул он. — Не ты обречешь меня на смерть, а другая женщина… — Хоо стиснул зубы, но тут же добавил: — Ты так устала — ведь тебе столько пришлось вытерпеть. Позволь, я отнесу тебя и уложу спать.

* * *

Было еще темно, когда по песочным часам наступило время смены вахты. Близился рассвет. Экипаж шлюпа договорился о том, что на ночных вахтах всегда будут двое из морского народа, и сегодня Хоо стоял у штурвала, а Тауно забрался в «воронье гнездо» на верхушке мачты.

Эйян, сменившись с вахты, ловко скользнула через люк в кубрик, под который отгородили часть трюма. Звездный свет, льющийся через отверстие люка, был достаточно ярок для ее глаз, и даже при закрытом люке она отыскала бы путь в темноте на ощупь, по запаху или пользуясь присущим всем морским людям чувством направления и места. На соседних койках лежали Нильс и Ингеборг. Парень по-детски сжался в комочек, рука женщины прикрывала глаза. Присев на корточки рядом с Нильсом, Эйян погладила его волосы и прошептала в ухо:

— Вставай, лежебока. Настало наше время.

— А? Что?.. — пробормотал внезапно проснувшийся Нильс, но не успел более произнести ни слова — губы Эйян прижались к его губам.

— Осторожно, — предупредила она. — Не потревожь несчастную женщину. Иди за мной.

Она взяла его за руку, и восторженный Нильс последовал вслед за ней вверх по лесенке и на палубу.

На западе сверкали звезды, но на востоке поднялся рогатый месяц, залив небо серебристым сиянием. Еще ярче неба мерцало море. Силуэт Эйян темнел на фоне неба, словно ее освещал небесный фонарь. Ветер посвежел, посвистывал в вантах, раздувал паруса. Нос шлюпа приподнялся, потом окунулся в зашипевшую волну.

Нильс замер.

— Эйян, — воскликнул он, — ты слишком прекрасна, твоя красота обжигает меня!

— Тише, тише, — пробормотала Эйян, бросив торопливый взгляд на верхушку мачты. — Пойдем к носовой надстройке.

И она танцующей походкой устремилась вперед, Нильс заторопился следом.

Под носовой палубой более не таился мрак: в лунном сиянии Нильс ясно видел Эйян — до той секунды, когда она тесно прильнула к нему, и его голова закружилась от вихря ее поцелуев. Внутри него все зазвенело, загрохотало, взорвалось пламенем.

— Сбрось с себя эти дурацкие тряпки, — велела она вскоре и протянула руки, помогая Нильсу.

…Потом они лежали рядом, отдыхая и приходя в себя.

— Я люблю тебя, — прошептал он, вдохнув аромат ее волос. — Люблю всей своей душой.

— Молчи, — предупредила Эйян. — Ты человек… мужчина… хоть еще и молод… и крещен.

— Ну и пусть!

— Нет, не пусть! Ты обязан про это помнить. — Приподнявшись на локте, Эйян всмотрелась в выражение его лица. Ее свободная рука нежно коснулась его груди. — У тебя есть бессмертная душа, и никто, кроме тебя самого, не сможет ее сберечь. Судьба свела нас вместе, но я не стану той, кто погубит твою душу, милый мой дружок.

Ослепленный внезапным отчаянием, Нильс прильнул к ее груди.