Великий крестовый поход

— А что касается моего дома, — сказал он, — то тут история короткая. Целых двадцать лет племя скрелингов жило, охотилось и ловило рыбу неподалеку, к северу от Бигда. Они приходили к нам торговать, а норвежцы хоть и не так часто, но приходили к ним. Мне всегда это не нравилось, но я не мог этого запретить, ведь они предлагали то, в чем мы нуждались. Но заодно они совращали наш народ и вводили его в грех — по большей части наших молодых людей, потому что у их женщин нет стыда и они готовы расставить ноги для любого с ведома и одобрения своих мужей… да еще некоторые наши юноши хотели научиться охотничьим уловкам скрелингов, их умению строить дома из снега и тренировке собак для бега в упряжках…

В его голосе зазвучала боль:

— Четыре года назад я выдал свою дочь за Свена Эгилссона. Он был хороший парень, и они… жили, как мне кажется, в счастливой верности, хотя его участок был скуден на урожай — на самой окраине Бигда. Никто ближе них не жил к скрелингам, разве что одна или две другие христианские семьи. У них родились двое детей, мальчик и девочка, а батрак помогал им в работе.

Прошлым летом на нас обрушилась суровая нужда. Урожай травы пропал, пришлось забить почти весь скот, и все равно нам пришлось бы голодать, если бы мы не смогли добывать кое-что в море. За летом последовала лютая зима. После бурана, бушевавшего несколько дней — вернее, неведомую часть бессолнечной ночи, такая уж здесь зима, — я не выдержал и отправился с несколькими людьми на север, посмотреть, как перенесла буран Бенгта. Мы обнаружили Свена, моего внука Дага и батрака мертвыми и похороненными под жалкой пирамидкой из камней, ведь земля — неосвященная земля! — промерзла настолько, что в ней было невозможно выкопать могилу. Бенгта и маленькая Халфрид пропали. В их доме совсем не осталось топлива — ни щепки. А следы — полозья саней и собачий помет — выдали нам, что их забрали скрелинги.

Обезумев от горя и ярости, я повел своих людей к каменным хижинам, в которых эти существа обитают зимой. Оказалось, что почти все они то ли ушли на охоту, то ли еще где-то шлялись — не знаю. С ними ушла и Бенгта. Оставшиеся сказали мне, что пришла она по своей воле и принесла с собой живого ребенка — пришла к их мужчине, на его грязное ложе, хотя у него уже была жена… Мы убили их всех, кроме одной старухи, велев ей передать, что весной мы выловим и убьем без жалости всех остальных, если они не вернут украденную женщину и ребенка.

Огонь постепенно угасал, тени сгущались. Промозглая сырость глодала тело. Хаакон тяжело дышал. Эйян спросила сдавленным голосом:

— Неужели вам не пришло в голову, что они могли говорить правду? На телах умерших не было следов насилия, разве не так? Я сказала бы, что, когда у них кончились припасы, убийцами стали холод и голод или же болезнь — вы сами навлекаете их на себя, живя в такой грязи. Миник — тот инуит — мог прийти к ним, тревожась за нее, и она спаслась, уйдя с ним. Наверняка они давно были друзьями.

— Да, — признал Хаакон. — Ей очень нравились скрелинги, и слова на их языке она начала лопотать одновременно с норвежскими. Когда скрелинги приходили, они всегда привораживали ее всякими сказками и небылицами, бедную, доверчивую девочку… Но ведь он мог привести ее ко мне, мог или нет? Я вознаградил бы его. Нет, ему потребовалось увести ее силой. А потом — и то, что вы слышали из ее уст в лодке, подтверждает это — тот проклятый шаман околдовал ее. Смилуйся, Господи! Она потеряна и запуталась в колдовской паутине, как и любой путник, которого заманили в эльфийский холм — лишилась своего племени, лишилась спасения души, она и моя внучка… если только мы не вызволим их…

— А что было дальше? — спросил после паузы Тауно.

— Они, конечно, покинули эти земли и перебрались куда-то в глушь. Ранней весной наши охотники наткнулись на одного из них и привезли его ко мне связанного. Я подвесил его над медленным огнем, чтобы заставить его сказать, где они сейчас живут, но он не сказал. Я отпустил его — выколов перед этим глаз в подтверждение того, что говорю серьезно, — и велел передать, что, если они не привезут ко мне дочь и внучку, а также не выдадут на мой справедливый суд укравшего их негодяя, ни один человек в Бигде не успокоится, пока последний из этих троллей не будет убит; потому что каждый из нас охраняет свою женщину.

А через несколько дней появился тупилак.

— Так что же это такое? — спросил Тауно, и по спине у него пробежал холодок.

Хаакон скривился.

— Когда Бенгта была ребенком, она пересказала мне услышанную от скрелингов историю о тупилаке. Тогда я решил, что это всего лишь одна из страшных историй и ей могут после нее присниться кошмарные сны. Тогда она утешила меня и пообещала ее больше не рассказывать. О, ни у кого не было такой любящей дочери, пока…