Впереди виднелись строения — дом, амбар и два навеса, опоясывающие грязный двор. Все они были сухой кладки, крыты торфом, а щели между камнями законопачены мхом — в Дании жить в таком сарае устыдился бы и беднейший рыбак. Из дыры в крыше тянулся дымок горящего торфа, сквозь трещины в старых покоробившихся ставнях пробивался свет. От дверей с визгливым лаем к ним метнулись четыре гончие собаки — крупные животные с примесью волчьей крови. От худобы они казались еще страшнее, но, почуяв запах полукровок, животные поджали хвосты и испуганно бросились прочь.
Заскрипела дверь. В проеме показался силуэт высокого мужчины, держащего наготове копье. Следом вышли еще несколько.
— Кто идет? — недоверчиво окликнул он.
— Нас двое, — отозвался из темноты Тауно. — Если вид наш пугает вас — не бойтесь. Мы пришли с миром.
Когда Тауно и Эйян шагнули в полосу падающего из двери света, все ахнули. Кто-то бросил проклятие, кто-то торопливо прочел молитву. Высокий мужчина перекрестился.
— Во имя Господа, назовите себя, — потребовал он, — потрясенный, но не испуганный.
— Мы не люди, — ответила Эйян. Жители суши всегда пугались меньше, если слышали это признание из ее прекрасных уст. — Но мы, как и вы, можем произносить имя Иисуса Христа и не желаем вам зла. Мы даже можем помочь — в обмен на небольшую помощь, которую, как мы надеемся, вы сможете нам оказать.
Мужчина громко выдохнул, опустил оружие и шагнул вперед. Изможденный не меньше своих собак, он не отличался крепким сложением, но руки у него были большие и сильные. Лицо с запавшими щеками, прямым носом и плотно сжатым ртом окаймляла подстриженная седая борода. Плащ из тюленьей кожи дополнял подбитую шерстью рубашку из грубой ткани и шерстяные брюки. Висящий на поясе меч, который он успел надеть, заслышав шум, был, судя по его форме, некогда выкован для викинга. Неужели они здесь и в самом деле настолько одичали или попросту не могут себе позволить ничего нового?
— Назовите ваши имена и название своего рода, — скорее приказал он, чем попросил. — Я Хаакон Арнорссон, — вызывающе добавил он, — а это моя усадьба Ульфсгаард.
— Нам это известно, — сказала Эйян, — потому что мы уже спрашивали, кто из людей главный в здешних краях.
И Эйян повторила для него то, что уже рассказывала его дочери, поведала и о событиях, приключившихся с ними вплоть до сегодняшнего дня. Правда, упомянув о заброшенном Лири, она умолчала об истинной причине бегства своего народа. Тем временем мужчины, расхрабрившись, подошли ближе, и теперь в дверях толпились женщины и дети. Почти все они оказались моложе Хаакона, низкорослые из-за суровой жизни и скудного питания; некоторые прихрамывали на кривых от рахита ногах или из-за ревматических болей в деформированных костях. Залатанная одежда не спасала их дрожащие тела от ночного холода. Из распахнутой двери струилась вонь, которую не мог перебить даже режущий глаза едкий дым, — кислый острый запах немытых тел людей, вынужденных жить вместе в ограниченном пространстве.
— Можете ли вы что-нибудь нам рассказать? — закончила рассказ Эйян. — Мы вам заплатим… не золотом, которого у нас нет, а наловив для вас больше рыбы и морского зверя, чем, как мне кажется, вы сумеете добыть сами.
Хаакон задумался. Стонал ветер, люди перешептывались и чертили в воздухе знаки — и не только крест. Наконец Хаакон задрал голову и рявкнул:
— Откуда вы про меня узнали? От скрелингов, так?
— От кого?
— От скрелингов. От местных уродливых низкорослых язычников, которые уже лет сто понемногу пробираются в Гренландию с запада. И являются сюда вместе с летними морозами и погубленными полями, — зарычал он, — вместе с павшим на нас Божьим проклятием — и я уверен, что его накликали на нас их колдуны!
Тауно напряг мускулы и разум.
— Да, — ответил он. — Мы узнали о тебе от группы скрелингов. И от твоей дочери Бенгты, Хаакон. Обменяешь ли ты свое знание на новости о том, как ей живется?
Люди заголосили. Хаакон оскалил зубы и медленно втянул воздух через бороду, потом стукнул о землю древком копья и заревел:
— Довольно! Заткнитесь, отродье!
Когда наступила тишина, он вполне спокойно сказал:
— Пошли в дом, там и поговорим.
Эйян стиснула локоть Тауно:
— Стоит ли нам идти? — спросила она на языке морских людей. — Оставаясь на улице, мы сможем избежать западни. Но между стен мы окажемся в ловушке.
— Придется рискнуть, — решил брат и повернулся к Хаакону: — Согласен ли ты считать нас своими гостями? Будет ли охранять нас под твоей крышей священный закон гостеприимства?
Хаакон нащупал на груди крест.
— Богом и святым Олафом клянусь в этом, если вы тоже поклянетесь, что не причините зла.
— Клянемся нашей честью, — произнесли брат и сестра известные морскому народу слова, наиболее близкие к клятве. Они давно поняли, что христиане воспринимают как насмешку, когда существа без души клянутся тем, что для них свято.
Хаакон провел их через порог. Эйян едва не задохнулась от сильнейшей вони, Тауно зажал нос. Инуиты тоже не были чистюлями, но запахи в их жилищах означали здоровье и изобилие. Здесь же…