Великий крестовый поход

— Я… урожденная Бенгта Хааконсдаттер, — запнувшись, произнесла женщина, потом помолчала и нахмурилась. — Я была Бенгтой Хааконсдаттер. Теперь я Атитак. А моя дочь… — она крепко прижала к груди младенца, — …ее звали Халлфрид, но мы зовем ее Алоквисак в честь бабушки Миника — она погибла на ледовом поле еще до того, как мы к нему пришли.

— Так тебя украли? — негромко спросила Эйян.

— Нет! — Бенгта протянула свободную руку и крепко сжала плечо Миника. Муж покраснел, смущенный публичным проявлением чувств, что не было в обычаях инуитов, но руку жены не отстранил.

— Расскажите мне о себе, — попросила Бенгта.

Эйян пожала плечами.

— Мы с братом — наполовину люди, — начала она и коротко поведала о себе с братом и об участи, постигшей ее соплеменников. — Вы ничего не слышали о приплывшем издалека морском народе? — спросила она под конец слегка дрогнувшим голосом.

— Нет, — негромко ответила Бенгта. — Но еще недавно я жила такой жизнью, что попросту могла и не услышать.

— Спроси своих подруг, милая. Скажи им, что морские люди не враги им. Совсем наоборот — жители моря и те, кто дышит воздухом, вместе способны на такое, что в отдельности им не по силам.

Инутиты принялись оживленно обмениваться фразами на своем певучем языке. Время от времени Панигпак задавал полукровкам вопросы, иногда ему помогала Бенгта. Постепенно из кусочков начала складываться картина. Нет, это племя инуитов ничего не знает о каких-либо пришельцах. Правда, они почти все время охотятся на берегу и редко выходят далеко в море, и уж тем более никогда не заплывают настолько далеко, как белые люди, — те в прежние времена плавали в парусных лодках за горизонт, вылавливая в море бревна (Бенгта назвала какую-то Маркландию), и до сих пор имеют обыкновение летом отправляться на своих яликах в безрассудно долгие плавания. (Всю зиму они теснятся в домах, а инуиты как раз зимой и путешествуют — на собачьих упряжках по земле или по льду вдоль берега.) Поэтому жители Бигда могут знать, что происходит вблизи какого-нибудь островка, а нам, людям в каяках, это неведомо. И коли такие новости есть, отцу Бенгты они известны наверняка, ведь он самый могущественный человек в поселке.

Тауно и Эйян не могли не заметить, с каким ужасом было упомянуто имя Хаакона Арнорссона. Даже его дочь вздрогнула, а голос ее стал более суровым.

Но тем не менее…

— Значит, нам стоит с ним повидаться, — негромко сказала Эйян. — Передать ли ему что-нибудь от тебя, Бенгта?

Девушка не смогла более сдерживаться, из ее глаз брызнули слезы.

— Передайте ему мое проклятие! — завопила она. — Скажите ему… всем им… пусть покинут эту землю… пока их не погубил тупилак, которого наш ангакок на них наслал… за его злодеяния!

Миник стиснул гарпун. Панигпак плотнее закутался в меха. Женщины отодвинулись от брата и сестры, каяки отплыли подальше. Почувствовав тревогу матерей, запищали младенцы.

— Кажется, нам лучше уйти, — еле слышно бросил Тауно. Эйян кивнула. Прыгнув одновременно, они перемахнули через борт умиака и исчезли в беспокойных суровых волнах.

8

Из разговоров с инуитами они узнали, что усадьба Хаакона расположена вблизи большой бухты, укрывающей Вестри Бигд от непогоды. Брат и сестра отыскали ее, когда короткий серый день уже превращался в сумерки, и в этом же полумраке они незаметно надели на себя одежду, до этого свернутую и закрепленную на спине. Конечно, вряд ли одежда смогла бы скрыть их отличие от людей. Вместо ткани, быстро сгнившей бы в воде, она была сшита из трех слоев рыбьей кожи, переливающейся разноцветной чешуей, — они отыскали ее среди развалин Лири. По людским понятиям, она была коротковата, но лучше уж такое одеяние, чем оскорбляющая чувства христиан нагота. Из непромокаемых мешочков они достали стальные ножи, но не сняли с поясов и нержавеющее оружие из камня и кости. У каждого имелось и копье.

Переодевшись, они зашагали к усадьбе. Завывал леденящий резкий ветер, волны перемалывали камни на берегу. Зрение полукровок позволяло им видеть в темноте гораздо лучше, чем людям, но местность между горбатыми холмами повсюду несла на себе печать заброшенности и запустения. Вестри Бигд, состоящий из домов, рассеянных на многих милях едва обработанной земли, трудно было даже назвать поселком. Короткое холодное лето превратило землю-кормилицу в скупую скрягу. Зерно часто уходило под снег несозревшим, и поселенцы могли рассчитывать лишь на траву — подножный корм для скота летом и сено зимой. Редкая стерня, покалывающая голые пятки путников, красноречиво поведала, каким скудным оказался последний урожай. Загон для скота, огороженный выбеленными временем китовыми ребрами, был велик и прежде, наверное, вмещал немалое число животных, но сейчас в нем бродило лишь несколько тощих овец да пара столь же жалких на вид коров. На берегу узкого, вдающегося в сушу заливчика лежали три перевернутые лодки — шестиместные ялики, умело сделанные и хорошо приспособленные к плаванию в бесчисленных извилистых фьордах. Под слоем покрывавшей их днища вонючей смолы Тауно разглядел старые доски.