По рассказам знакомых людей на родном побережье они хорошо знали ситуацию у берегов Гринланда. У норвежцев там имелись три поселения на восточном побережье, где климат оказался не столь суров. Самое южное, старинное и большое называлось Восточным, или Остри Бигд. Неподалеку от него находилось Среднее, или Мид Бигд. А гораздо севернее, несмотря на название, расположилось самое молодое Западное поселение — Вестри Бигд. И, рассказывая об угрозе, дельфины упоминали именно его.
Туда в самом конце лета и направились Тауно и Эйян.
7
Умиак плыл в середине стайки каяков, правым бортом к берегу. Дети водяного всплыли в полумиле от него, выдохнули воду из легких и остались на месте в безопасном отдалении. Акулы, кашалоты, штормы, рифы и приливы давно уже избавили их от малодушия, но научили также и осторожности.
— Судя по словам дельфинов, здешнее… существо — враг белых людей, — напомнил Тауно. — Так что если на нас сейчас не нападут, то к его появлению причастны инуиты. А я вовсе не желаю получить удар гарпуном лишь потому, что меня примут за белого человека.
— Чушь! — возразила Эйян. — Помнишь инуитов, у которых мы гостили? Я даже представить не могла, что люди могут быть такими приветливыми.
— Но эти из другого племени, сестра моя. И я слышал, что даже среди них иногда случаются убийства.
— Ну и что? Они сами увидят, что мы не люди. Мы не нападения должны опасаться, а как бы их не спугнуть. Давай-ка лучше медленно поплывем к ним с самым приветливым выражением на лице.
— И будем готовы нырнуть. Ну, хорошо.
Держа головы над водой, они поплыли наперерез лодкам. Они ощущали холод воды, но вовсе не как терзающие тело ледяные укусы, как его почувствовал бы человек; она любовно омывала каждый мускул, охлаждая их разгоряченные тела, а на вкус казалась не просто соленой, а с бесчисленными тончайшими оттенками, отражающими жизнь, глубину и расстояние. Легкие удары волн покачивали их на плаву, вода под белоснежными гребнями переливалась тысячами оттенков темной синевы, смешанной с зеленоватым мерцанием. В море они шипели и журчали, а на далекий берег обрушивались с грохотом. Резкие порывы западного ветра клубами дыма подбрасывали выброшенные на берег водоросли. В серебристо-голубом небе мельтешили крикливые чайки. Берег справа вздымался темными утесами, в укрытых от ветра бухточках виднелись клочки по-осеннему желтых лугов, на горных пиках лежал седой снег, а тусклые отсветы в небе указывали на материковые ледники.
Тауно и Эйян непрерывно наблюдали за лодками. Сидящие в них люди, наверное, возвращались домой после охоты — так далеко на юге никто из инуитов не жил, только норвежцы. Умиак — большое каноэ из кожи, натянутой на каркас из китовых костей и выброшенного морем дерева, — подгоняли вперед, работая веслами, несколько женщин. Его сопровождало такое же число каяков, в каждом сидел мужчина. Все веселились — радостные возгласы и смех заглушали крики чаек и плеск волн. Тауно и Эйян увидели, как молодой парень подплыл к кожаной ложке и заговорил с женщиной, наверное, своей матерью, нянчившей младенца, — та отложила весло, задрала куртку и покормила ребенка грудью.
Кто-то из мужчин заметил пловцов и предостерегающе крикнул. К ним тут же метнулись каяки, узкие, словно лезвие меча.
— Держись сзади, Эйян, — велел Тауно. — Приготовь копье, но из воды не вынимай.
Тауно заработал ногами, оставаясь на месте. Время от времени он поднимал руки, показывая, что они пусты.
Головной каяк затормозил совсем рядом, взбив на воде пену. Сидевший в нем человек сам мог сойти за обитателя моря, вернее, за морского кентавра — казалось, он составлял со своим каяком единое целое. Обтягивающая лодку кожа крепилась шнурками вокруг талии гребца, одетого в куртку из тюленьей шкуры; он мог даже перевернуться вместе с лодкой, не замочив ног. Двухлопастное весло гнало каяк по волнам со скоростью мчащегося баклана. Перед гребцом поперек каяка лежал привязанный гарпун, рядом на воде болтался надутый воздухом пузырь, от которого к гарпуну тянулся кожаный ремень.
Несколько секунд человек и пловцы разглядывали друг друга. Вглядываясь в удивленное лицо инуита, Тауно попробовал оценить, с кем имеет дело. Парень был молод, но сложен крепче своих коренастых соплеменников. Скуластое узкоглазое лицо, окаймленное гривой черных волос, вызывало симпатию. Кожа, испачканная жиром и копотью, имела оттенок слоновой кости, на щеках пробивалась едва заметная бородка. Он быстро справился с неожиданностью и удивил пришельцев, заговорив, хотя и с акцентом, на норвежском:
— Вы потерпели крушение? Нужна помощь?
— Нет. Благодарю тебя, но мы в море — у себя дома, — ответил Тауно. Известный ему диалект датского был достаточно близок к языку колонистов — куда ближе, чем диалект Хоо, — и он не ожидал трудностей при разговоре. Тауно улыбнулся и лег на бок, позволяя инуиту рассмотреть себя.