Цыгане знали, что говорили: в лесной сторожке под Дубровицей действительно кто-то жил. Едва Василь Кулага приблизился к поляне, его окликнули:
— Стой! Ни с места!
Василь остановился.
— Кто такой? Куда идешь? — вел допрос незнакомый мужчина, не выходя из-за толстенного, с грубой корой дуба и держа Василя на прицеле.
— Я из Великого Леса. Председатель колхоза.
— Куда идешь?
— В сторожку.
— Чего?
— Мне сказали, там живут. А я ищу человека…
— Какого такого человека?
— Ивана Дорошку, нашего председателя сельсовета.
Незнакомый помолчал, потом отделился от дуба, приказал:
— Идите вперед, я за вами.
Василь пошел к сторожке. Шел, не отставая ни на шаг, вслед за ним и незнакомец с винтовкой. Было в этом их шествии что-то неприятное, тягостное. И Василь не только сознавал это, но и ощущал всем телом, особенно спиной, затылком. Наконец не выдержал, сказал:
— Может быть, я один пойду?
— Не разговаривайте, делайте, что вам приказано, — последовал довольно суровый ответ.
Вышли из лесу на поляну, по хорошо натоптанной в жухлой осенней траве тропке двинулись к сторожке.
Их, должно быть, увидели из окна, потому что не успели переступить порог сеней, как дверь сторожки отворилась и навстречу им вышел… Василь в первую минуту глазам своим не поверил — навстречу им вышел сам Роман Платонович Боговик! Он был во всем военном, даже шинель внакидку на плечах, но Василь конечно же узнал секретаря райкома. По улыбке, по глазам узнал.
— Роман Платонович, здравствуйте! — обрадовался Василь.
— Добрый день, Василий Тимофеевич, — подал, как всегда при встречах, руку Боговик.
Видя, что задержанный — человек не случайный, здесь его знают, незнакомец, остановивший его в лесу и доставивший в сторожку, вытянулся, приложил руку к обычной, поношенной кепке, спросил у секретаря райкома:
— Разрешите идти нести дальше службу?
— Пожалуйста, пожалуйста… — улыбался Боговик, не скрывая радости, что видит Василя.
Человек снова направился в лес, а Боговик, обняв Василя Кулагу, вывел его из сеней.
— Пошли потолкуем, — сказал почти шепотом. — В лесничовке люди, нам лучше куда-нибудь отойти. Ну, что там у вас, в Великом Лесе?
— Да вроде бы ничего такого.
— Немцы были?
— Покамест нет.
— Молодцы вы с Иваном Дорошкой, молодцы, — похвалил секретарь райкома. — Догадались мосты сжечь.
— Это Иван посоветовал. Кстати, исчез он, как в воду канул. Вы случайно не знаете, где он?
— Почему же, знаю, — улыбнулся Роман Платонович. — Он выполняет одно очень ответственное задание.
— Какое задание?
— Этого я сказать не могу. Задание райкома партии.
— Вы его куда-то послали?
— Да. — Роман Платонович помолчал, потом добавил: — И вообще время военное, знать нужно только то, что необходимо. Остального лучше не знать.
— Вы так считаете? — даже остановился, посмотрел на Романа Платоновича — глаза в глаза — Василь Кулага.
— А вы что, — тоже остановился — они уже входили в лес — Роман Платонович, — не согласны со мной?
— Не согласен, — покачал головой Василь Кулага. — Человек должен знать как можно больше. Во всяком случае, стремиться к этому.
— Только не в военное время.
— В любое, в любое время!
— А если к врагу в руки попадешь?
— Это уже другое дело. Тайны, конечно, должны быть. Но нам, коммунистам, скрывать друг от друга…
— Всего знать нельзя. Да и не нужно. Каждый должен знать свое. И… давайте не будем об этом…
Роман Платонович чего-то недоговаривал — чувствовалось, переживал, винил в чем-то себя, не мог простить, что где-то сам был, да, видно, и другие, неосмотрителен, проявил мягкость, близорукость.
— И вообще… Война обнажила наши недостатки, показала, что мы порою делали не то, что надо было делать, — сказал с болью, с душевной мукой Роман Платонович, глядя не на Василя, а себе под ноги.
— Никогда нельзя всего предвидеть, хотя, видимо, к этому надо стремиться, — сокрушенно вздохнул Василь Кулага. — К слову, это всегда мучит меня. Я думал, один я такой, — признался он после короткой паузы. — А выходит, и другие тоже… Не может человек своим умом все охватить, учесть, взвесить и сделать безошибочный вывод.
— Ибо фактов, оказывающих влияние на то или иное событие, много, — как бы продолжил мысль Василя Кулаги Роман Платонович. — Да и… живые ведь люди. У каждого свои суждения, взгляды, характер, свои возможности. Словом, все свое. И не всех общее дело заботит, иные думают больше о себе, о своих личных интересах и выгодах. А война требует другого — не жалеть себя, жертвовать самым дорогим, даже жизнью, во имя тех, кто останется, кто будет жить после нас. И такие есть, их большинство. Куда ни пошлешь — пойдут, ибо знают: надо идти, надо делать все, чтобы остановить врага, а потом, разгромив, и изгнать его с нашей земли…
— Роман Платонович, скажите, а где сейчас враг? — спросил Василь Кулага о том, что мучило, не давало спокойно говорить о другом.