Великий лес

Он быстро разделся, полез в ушат. Тесновато в нем было, никак не сесть, и он опустился на колени. Почувствовал, как в тепле приятная истома охватывает усталое тело. Поля дала ему в руки кусок мыла, потерла спину, а потом и всего его принялась мыть, драить мочалкой из рогожи.

— Как я отвыкла от этого! От тебя отвыкла, — говорила она, ощупывая мокрыми руками его спину, руки, ноги…

Когда он, помывшись, вылез из ушата, вытерся жестким полотняным рушником, переоделся во все чистое, Поля усадила его за стол ужинать. Ел картошку, оставшуюся, наверное, от ужина, пил молоко, заедал хлебом. И таким все казалось ему вкусным, что и не понять, как можно жить без всего этого. «А я ведь жил. Долго жил! — думал он. — Ну и дурень! Мог ведь жить, как раньше, как всегда».

— А знаешь, — сказал он, решившись наконец, — я, видно, останусь дома на несколько суток. Ночевать буду в хате, а чуть только свет — в сарай или на чердак полезу.

— Лучше на чердак, — подсказала жена. — А то еще на дворе тебя увидят. Да и теплее на чердаке. Там, под боровом, постель тебе устрою…

— Только детям не говори, — попросил он.

— Почему?

— Чтоб не рассказали кому. Дети же не понимают, не знают всего.

— А мы… Мы что, все понимаем, все знаем?

Поля подсела к Василю, положила голову ему на грудь, всплакнула. Василь сидел за столом, молчал и думал.

— Может, спать пойдем, — подсказала наконец жена.

— Давай…

И он, бережно разняв руки жены, встал и первым пошел к кровати. Шел и чувствовал, что от тепла, сытости, чистого белья, близости жены и всего этого привычного, домашнего он уже почти спит…

XVI