Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

У Марсовых ворот, которых они быстро достигли, реда остановилась. Центурион взял Феникса за локоть и вывел, почти вынес его из коляски.

От ворот отделился ликтор, судя по всему, их поджидавший, со своими прутьями в правой руке и с тусклым фонарем — в левой. Ликтор внимательно оглядел Феникса, светя на него фонарем, и сказал: «Следуй за мной».

Дальше они добирались пешком, по Фламиниевой дороге, мимо мавзолея Августа, в сторону Агриппова поля. Ликтор шел впереди, центурион сзади; Феникс, стало быть, посередке, словно под конвоем.

Феникса доставили в казармы Первой преторианской когорты. На всякий случай напомню тебе, что в те времена в Городе квартировали лишь три когорты преторианцев, Первая, Вторая и Пятая, и Первая, иногда называемая Северной, имела свою резиденцию в северо-западном углу Марсова поля.

Войдя в здание, шедший впереди ликтор направился налево, в сторону помещения преторианского трибуна. Феникс собирался проследовать за ним, но шедший сзади центурион положил ему на плечо тяжелую руку, развернул, больно ущемив металлическим налокотником, и, не снимая с его плеча руки, зачем-то подталкивая, повел в противоположном направлении, к каменному строению, состоявшему из выходивших во двор камер. В одну из этих узких и тесных камер центурион молча ввел-втолкнул поэта и запер за ним дверь, проскрежетав засовом.

В камере под запором, в полной темноте, переминаясь с ноги на ногу, так как сесть было не на что, а пол был грязным и мокрым, Феникс провел не менее часа.

Затем с новым скрежетом дверь отворилась, и уже не центурион, а ликтор приказал Фениксу следовать за собой.

Пересекли двор и вошли в трибуналий, но не в комнату трибуна, а в прихожую перед ней. В прихожей, у входа со двора, стояли два безоружных легионера-преторианца, а при входе в таб-линум трибуна, возле плотно закрытой двери — два вооруженных мечами солдата, по виду похожих на германцев, роста почти исполинского и с лицами устрашающе-окаменелыми. Ликтор велел Фениксу сесть на одну из скамей, стоявших вдоль стен.

«На левую или на правую?» — зачем-то спросил Феникс.

Ликтор нахмурился, пожал плечами и вышел.

Феникс сел на правую скамью.

Через какое-то время дверь из комнаты трибуна отворилась, и в прихожую вышел Фабий Максим.

Феникс вскочил и устремился навстречу другу.

«Фабий! Ну, слава богам! Зачем меня сюда привели?! Может, хоть ты объяснишь!»

Однако не успел сделать и нескольких шагов, как один из преторианцев схватил Феникса сзади за шиворот, а другой встал между ним и Фабием Максимом. А сам Фабий посмотрел на поэта так, словно никогда с ним не был знаком: сначала удивленно поднял брови, потом нахмурился. И, пройдя мимо Феникса, вышел во двор. А Феникса преторианцы усадили на скамью, теперь уже не на правую, а на левую, поближе к великанам-германцам.

Сколько он так просидел, Феникс не помнил. Как он потом рассказывал Вардию, поведение Фабия окончательно потрясло его и смешало в нем мысли и чувства.

— Его в первую очередь свои собственные чувства интересовали. Он эти иногда странные свои ощущения так старательно и долго описывал, что даже меня раздражало, — предупредил Вардий.

Феникс почти не удивился, когда в прихожую из кабинета вышли трибун Первой преторианской когорты и следом за ним Аппий Клавдий Пульхр. Феникс лишь обратил внимание, что Пульхр, всегда невозмутимый, торжественный и «уложенный», выглядел теперь испуганным, нервным и жалким, а тога на нем была в полном беспорядке, измята и даже в чем-то испачкана.

Вместе с трибуном они дошли до двух стоявших у входа преторианцев, и одному из них трибун скомандовал: «Этого снова в камеру. Утром переведем». Пульхра тотчас вывели во двор.

Трибун же, обернувшись к Фениксу, велел:

«Заходи в кабинет».

Феникс поднялся и хотел войти. Но сначала его с ног до головы ощупал один из германцев. А потом отступил и распахнул дверь.

Феникс вошел, ожидая, что следом за ним войдет трибун.

Но дверь за его спиной захлопнули.

Некоторое время Феникс на нее смотрел, ожидая, что она вновь откроется. А потом отвернулся от двери, оглядел кабинет и увидел, что в кресле с массивными подлокотниками за столом сидит человек. И человек этот Август.

На этот раз Феникс его сразу узнал.

На Августе была консульская тога, обе руки его лежали на подлокотниках, и пальцы их крепко держали.

«Ближе подойди», — велел принцепс.

Феникс сделал несколько шагов вперед, и ему показалось, что Август намного выше ростом, чем был при первой их встрече. Феникс удивился: не тому что Август, хотя и сидит, кажется высоким; и не тому, что он, Феникс, который много раз видел принцепса, не обращал внимания на его стать; а тому, что именно эта мысль первой пришла ему в голову — о том, что Август выше ростом, чем он, Феникс, до этого полагал, — и мысль эта вытеснила все прочие мысли, вернее, других мыслей как будто и не было.

«Еще ближе», — сказал Август.