Но Каррису показалось, что прошла вечность, прежде чем ему в рот полилась спасительная жидкость. И ещё одна вечность прошла, прежде чем боль действительно стала отступать. Она по-прежнему была сильна, но теперь хотя бы не грозила его убить. Эта боль была на самой грани нестерпимости.
– Сорвите её одним махом, мясник!.. – прорыдал Каррис, когда Шабриан продолжил осторожно тянуть ткань.
– Простите, мессир, но этого никак нельзя сделать, – не прерываясь, прогудел медикус. – Ваши раны вообще не стоило бы тревожить, однако первые три дня это необходимо делать, чтобы менять повязку и мазь, потому что в противном случае ожоги скоро загноятся. После, когда мазь сделает своё дело, мы оставим повязку дней на десять – дадим вашей коже время подлатать себя. Потерпите, мессир, уже не так больно!
– Дайте мне настоя! – захлёбываясь слюной, перемешанной с кровью, кричал Каррис.
Что угодно, лишь бы забыться, и не чувствовать эту жуткую боль. Но лекарь был неумолим. Кажется, у него вообще было какое-то предубеждение относительно дурной травы. Каррис с удовольствием ушёл бы обратно к портовому костоправу, который не был столь щепетилен в данном вопросе, но у него не было сил. Кроме того, какой-то уголок сознания, незамутнённый болью, осознавал, что здесь ему окажут лучшую помощь.
Когда пропитанная желтовато-красной дрянью ткань наконец целиком оказалась в руках Шабриана, Каррис уже сорвал голос. Сжалившись, медикус дал ему ещё пару глотков своего снадобья, но это не слишком-то помогло.
– Я дам вам четверть часа, чтобы немного прийти в себя, мессир, а затем вам нужно будет подкрепиться и потерпеть перевязку. Это будет далеко не так больно.
– Что у меня с лицом? – прохрипел задыхающийся маг.
– Всё плохо, – прямо ответил лекарь. – Очень сильный и глубокий ожог. Увы, такие быстро не заживают.
– Останутся шрамы?..
– А как же! Конечно, со временем они, возможно, станут не так заметны, но в ближайшие несколько месяцев вы вряд ли будете желанным кавалером для юных дам.
Наверное, такова была методика мэтра Шабриана – рубить правду-матку, да ещё и в такой насмешливой манере. Постоянное созерцание человеческих страданий очерствляло сердце. А может он просто пытался заговорить пациента, отвлечь его от боли и мрачных мыслей. Он наверняка очень удивился бы, сумей прочесть мысли мессира Каладиуса и его мрачную удовлетворённость от известий о шрамах.
– Чандри сейчас принесёт вам бульон и протёртую рыбу. Вы должны съесть всё это безо всяких возражений, – предупреждающе поднял палец медикус, видя, что Каррис хочет что-то сказать. – Увы, в ближайшие три дня вы будете есть лишь однажды в день, после перевязки. А еда вам необходима для подкрепления сил, и чтобы дать организму необходимые материалы для восстановления разрушенных тканей.
Появился помощник с небольшим подносом в руках. На нём была плошка с золотистым бульоном, а также тарелка с очень жидкой кашицей. Также на подносе было странное приспособление – нечто вроде стеклянной воронки. Поскольку Каррису было почти невозможно не то что жевать, но и просто открывать рот, его собирались кормить таким несколько унизительным способом, будто он – беззубый старик.
Осторожно вставив горлышко воронки в рот пациенту, Чандри мелкими порциями стал вливать в неё бульон. Он оказался неожиданно вкусным, так что Каррис с удовольствием проглотил всё до последней капли. Юный помощник был настолько умел и осторожен, что маг ни разу не подавился и не закашлялся. С рыбным пюре всё было несколько хуже, начиная со вкуса. Это была варёная рыба, перетёртая и перемешанная с водой. Однако и её волшебник съел без остатка, понимая, что ему предстоит сутки провести без еды.
– Нельзя ли оставить прорезь для рта?.. – почти жалобно попросил Каррис, понимая, что куда страшнее будет прожить сутки без обезболивающих средств.
– Губы очень пострадали, мессир, – мягко покачал головой медикус. – Через три дня мы наложим постоянную повязку, и тогда сделаем прорезь для рта. Покамест придётся потерпеть.
– Пока вы не замотали рот, нельзя ли дать ещё эликсира?..
– Боюсь, что нет, мессир. В этой жизни ничем нельзя злоупотреблять. И в особенности – лекарствами. Вам придётся потерпеть.
Шабриан был прав – перевязка была не так болезненна, как снятие повязки. Сперва Чандри бережно нанёс на пылающую кожу Карриса жирную прохладную мазь, остро пахнущую какими-то сушёными травами, а потом осторожно стал накладывать длинное полотно вываренной ткани. Это было не слишком больно, однако из глаз Карриса текли огромные слёзы, обжигая повреждённую кожу.
***
– Могу я спросить одну вещь, мессир? Кое-что никак не укладывается у меня в голове. Насколько я знаю, там был пожар, в котором погиб ваш ученик. Но ваше лицо – оно не обожжено, оно словно ошпарено.