Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV

– Его светлость дюк Тенитис Второй был заядлым курильщиком дурной травы, – пожал плечами лекарь. – И, поговаривают, когда его подагра усилилась, он перешёл на кашах, который, якобы, его и сгубил. Увы, от этой дряни никто не застрахован. Мой родной брат, – лёгкая судорога пробежала по обычно насмешливому лицу медикуса. – Мой родной брат умер от злоупотребления кашахом. А начинал он с курения дурной травы.

– Я не стану этого делать, обещаю, – Каррис сочувственно тронул Шабриана за плечо.

– Поклянитесь, мессир, что если вам будет трудно сдерживать себя, то вы придёте ко мне.

– Клянусь Белым богом, – серьёзно произнёс Каррис.

– Хорошо, ступайте!

– Прощайте, мэтр Шабриан! И ты прощай, Чандри! Спасибо вам за всё!

– Берегите себя, мессир, – вздохнул лекарь.

***

В особняке возвращению Каладиуса обрадовались. Ну или, по крайней мере, вполне добротно изобразили радость. С тяжёлым сердцем маг вошёл в комнату, которая отныне должна была стать его комнатой. Слуги, надо отдать им должное, были вышколены преотменно – при том, что в комнате не было ни единой пылинки, все вещи лежали так, как их оставил мессир. Даже небрежно брошенный на кресло камзол так и остался сиротливо висеть на спинке, дожидаясь хозяина. Каррис не удивился бы, узнай, что служанки каждое утро аккуратно приподнимали его, чтобы смахнуть пылинки с кресла, и столь же аккуратно клали на то же место.

Здесь всё напоминало о мессире, и это оказалось очень тяжким испытанием для всё ещё болезненного молодого человека. С неожиданным для себя содроганием он лёг на постель Каладиуса, и воздушная перина показалась ему растревоженным муравейником. Казалось бы, за минувшие пять недель он примирился со случившимся и, вроде бы, не слишком-то переживал по этому поводу. И вот опять…

От всего этого неприятные ощущения на лице только усилились. Каррис, с тех пор как Шабриан снял повязку с его лица, несколько раз разглядывал себя в зеркало, пытаясь отыскать в искорёженном лице то черты Карриса, то черты Каладиуса. И, надо сказать, что пока что его образина была столь уродливой, что в ней, не сильно утруждаясь, можно было бы разглядеть лик самого Асса. Всё лицо было покрыто белесовато-розовой кожицей, какой-то неестественно гладкой, словно натянутой на барабан. И при этом сам рельеф лица был какой-то изрытый, словно изжёванный.

По просьбе Карриса Чандри осторожно брил ему голову раз в неделю, так что она сейчас куда больше напоминала череп, покрытый гниющим мясом. Впрочем, это не имело значения. Новый Каладиус, в отличие от прежнего, не планировал становиться завсегдатаем салонов и ассамблей, так что внешность сейчас не имела значения. Даже наоборот – в своих простых чёрных одеяниях, лысый и изуродованный, он как нельзя больше походил на тех страшных колдунов, о которых в детстве он так любил слушать россказни старухи Кенги.

Вот-вот должно было наступить лето, и Каррис планировал направиться в Латион. Однако сейчас путешествие было бы ему не под силу – сперва нужно было залечить раны. Как ни прискорбно, но ему предстояло задержаться в Кинае ещё на несколько недель. К счастью, бывшие знакомцы Каладиуса не спешили возобновлять знакомства – то ли уважали его скорбь по утраченному ученику, то ли, что вернее, просто позабыли об экстравагантном маге в водовороте светской жизни. Так или иначе, но Каррис был страшно благодарен им за такое непостоянство.

Молодой маг не решался признаться самому себе, но в глубине души осознавал, что Шабриан прав. Уже сейчас ему хотелось получить пусть даже ту невеликую дозу, которой снабжал его дважды в день лекарь. Ему был необходим этот лёгкий дурман в голове, который притупляет то, что нужно притупить, и обостряет то, что требует обострения. Каррису действительно казалось, что под воздействием снадобья Шабриана его мысли становились более ясными, поскольку не вились более вокруг непреходящей боли.

И хотя медикус всячески подчёркивал, что в составе его средства нет дурной травы, или бикутис батхис, как он предпочитал именовать это растение, но всё же было совершенно очевидно, что там присутствовали наркотические вещества. И это было именно то, что нужно для Карриса, который так и не пристрастился к спиртному. Отвлечься от боли и подумать о будущем.

Однако же он обещал Шабриану, да и самому себе, что не прикоснётся к наркотику. Помнится, когда мессир давал ему настой дурной травы после порки, то сказал что-то вроде того, что это был первый и последний раз в жизни юного Олни. Мессир ошибся. Впрочем, это была не единственная, и уж точно не самая страшная из его ошибок.

И всё же Каррис твёрдо решил следовать разумному совету лекаря и больше не прибегать к услугам наркотиков. Увы, но с каждым часом решимость его становилась всё слабее, уступая место неуверенности и слабости. Уже на следующий день, лишённый не только спасительного болеутоляющего, но и благотворного общества Шабриана, волшебник начал понемногу сходить с ума от назойливого, словно зуд заживающей кожи, желания вернуться в благословенное состояние лёгкого дурмана.