Великий Моурави 2

После приятной беседы о разгроме майдана Шадиман вскользь заметил:

- Жаль, церковь не вмешалась, время подходящее о себе напомнить.

- Церковь никому не навязывает себя, а картлийский народ и так чтит

святую веру.

- Я не о народе говорю. В Грузии не первый царь магометанин, но всегда

церковь помнили.

- И теперь вспомнят. - Трифилий заметил дрогнувшую бровь Шадимана и,

скрыв усмешку, вынул четки и медленно стал перебирать янтарь.

- Думаю, так амкарам не пройдет, царь захочет перед Исмаил-ханом

показать свою преданность шаху Аббасу.

- Это мирские дела. Конечно, должен наказать, - протянул Трифилий.

"Церкви выгоден каждый промах Баграта, - думал настоятель, - а наказывать

одного за вину двоих - глупый и опасный шаг".

- Я Симону сегодня об этом говорил, - понимающе сказал Шадиман, -

думаю, царь монеты и товары в наказание потребует. Еще не скоро успокоятся

амкары.

- Персы тоже. Говорят, два турецких каравана обратно повернули. Один

караван нагружен был лучшей хной. Если так пойдет, некоторым нечем будет

красить ус и пучок тархуна на голове.

- И женщинам неудобно. Некоторые черный цвет ради красоты на красный

меняют, другие седину в хне прячут, тем более, кто путешествовать

собирается.

- Тебе, князь, лучше известно, кто и зачем красит волосы. Замок знаешь,

как свое лимонное дерево.

- Нет, отец, думал, что знаю, а сейчас, по вине предателей, совсем

запутался.

- О каких предателях говоришь, Шадиман?

- О тех, которые греются в лучах иранского солнца.

- А кого они предали?

- Э, отец Трифилий, ты слишком умен для такого вопроса. Кому обязан

Луарсаб своей гибелью?

- Тебе.

- Что?! Не ослышался ли я?!

- Нет, не ослышался. Не тот предатель, кто открыто борьбу ведет, а тот,

кто на опасную игру толкает.

- Значит, оправдываешь Саакадзе?

- Я осуждаю тебя. Надо было сговориться. Ты умнее всех князей, а как

дело повел?

- Сговориться князьям с плебеями?! Ты шутишь, отец Трифилий!..

- А теперь с кем думаешь сговариваться?! С Багратом? Не сумеешь! С

князьями? Им некогда: головы бреют. Как ты, Шадиман, не заметил нового

времени! "Плебеи"! Разве ты мог весну остановить? Поток буйной крови

княжеским цаги хотел преградить. Откуда такая слепота, Шадиман?

- Значит, следовало под плебейские цаги бросить княжеские знамена?!

- Зачем? Разве умнее нельзя было действовать? Разве все азнауры на

Саакадзе похожи? Небольшие уступки многих бы успокоили.

- Успокоились бы, пока не привыкли, а потом снова начали бы требовать.

- А вы еще что-нибудь дали бы...

- Зачем же князьям свое терять?

- В таком деле без потерь нельзя. Лучше дерево потерять, чем весь лес.

- Но, отец, княжеские леса тысячелетиями славятся, не так легко

вырубить. Потом - какая выгода церкви поддерживать азнауров? Разве монастыри

чем-нибудь от княжеских замков отличаются?

- Отличаются.

- Чем?

- Умом. Мы с азнаурами никогда борьбы не вели.

- Открыто не вели. Нас сейчас никто, отец, не слышит. Замыслы азнауров

так же вредны церкви, как и князьям.

- Знаем, поэтому никогда не вступали в борьбу с азнаурами. Незаметно

обезоруживали. Так собираемся и дальше действовать. Даже поможем, когда

помощь на пользу церкви пойдет. Не ожидая вопля азнауров, вам самим надо

было кричать перед царем: "У азнауров земли мало, надо войной идти на

соседей, надо азнаурское хозяйство расширять". Если бы вас царь послушал,

азнауры за землю полезли бы в драку хоть с сатаной. Победили - их счастье, а

князьям слава, погибли - князья тоже ничего бы не потеряли.

- Разве об одной земле шел разговор? Плебеи властвовать хотели.

- Тоже не опасно. Князья первые должны были кричать: "Почему царь в

конюшне держит азнауров? Пусть азнауры тоже дела царства решают". Если бы

царь вас послушал и учредил карави, купцы и амкары всполошились бы, тоже

захотели бы сунуть свой нос в дела царства. Тогда царь спустил бы азнауров

успокоить купцов. Купцов бы успокоили и сами тоже успокоились, а князья в

стороне. Опять ничего не потеряли бы.

- Нет, отец, ты плохо знаешь азнауров. Мы - или они. Вместе нам в

царстве тесно. Я на голове у себя тархун не выращиваю, потому головной болью

не страдаю.

- Жаль... Близорукость не меньшая болезнь, а главное, неизлечима. Что

же, дальше бороться будешь?

- Да.

- С кем?

- С Георгием Саакадзе.

- Он в Иране.

- Скоро приедет, такой не успокоится.

- Значит, с Багратом сговориться думаешь?

- Нет, с Симоном.

Трифилий посмотрел на блеснувшие зубы Шадимана.

- Луарсаба совсем забыл?

- Бесполезно помнить, отец, Луарсаб - вчерашний день Грузии.

- Это ты его уговорил прибыть к шаху?

- Я. Не все ли равно, какое имя носит царь Картли? Луарсаб, Симон или

Мамия? Важно, чтобы был царь. Лучше пусть один погибнет, чем вся Картли

лежала бы в обломках. Когда-то царь Димитрий Самопожертвователь добровольно

отдал монголам свою голову за клятву не опустошать Грузию. Монголы отрубили

голову Димитрию и, не тронув страну, ушли. А церковь сделала Димитрия

святым. Разве не завидная участь? Луарсаб именно такой царь. Он должен был

погибнуть.