Великий Моурави 2

Мариам. Хотя никто из семьи не помнил обещания Мариам, но раз старый князь

сказал, кто посмел бы оспаривать?!

Затем Трифилий отправился в Ананури.

Русудан оживилась. Она узнает о своих сыновьях - Автандиле и Бежане.

Друг приехал вовремя, от Георгия прискакал гонец. Шах все еще медлит

отпустить Георгия, несмотря на ожидающуюся войну о Теймуразом. Не отпускает

и Паата, ссылаясь на дружбу с ним Сефи-мирзы. Георгий вновь ведет войска

против турок, и Паата с ним. Сефи-мирза немного отвыкнет, тогда он, шах,

отпустит Паата в Картли.

Внимательно слушал Трифилий вести из Исфахана, даже те, которые знал: о

месте, где находится Тэкле, о встрече с ней Папуна. Но о тайном приезде

Папуна в Кватахевский монастырь Русудан не знала, а настоятель ей ничего не

сказал. Также умолчал о мольбе Тэкле помочь Луарсабу.

Настоятель заинтересовался рассказом деда Димитрия, третий день

гостившего в Ананури. Дед приехал накануне прибытия гонца из Исфахана. Дед

знал подробности побоища на майдане, знал от Бежана историю пятого седла.

Трифилий внушил Русудан, что кизилбаши, покупатель седла, конечно,

подослан Исмаил-ханом, что персы хотят разорить амкаров и населить майдан

только мусульманами. А царь Баграт, воистину сатаной данный, собирается

отобрать последний скарб у бедных амкаров.

Русудан возмутилась: да, она напишет обо всем в Исфахан. Пусть Георгий

откроет шаху вредные для Ирана действия Баграта.

Трифилий похвалил намерения Русудан - ведь глупость Баграта может

принести немало бед Картли. И Трифилий кстати рассказал о крестинах.

Конечно, старый князь не стерпит оскорбления.

Заволновалась Русудан. У Георгия большие надежды на Мухран-батони. А

если старый князь пойдет войной на Тбилиси, Нугзар должен будет выступать

против Самухрано. Исмаил-хан тоже поможет разгромить князя. Нет, этого

допустить нельзя.

Трифилий наблюдал за Русудан. Он сделал вид, что всполошился, осенил

себя крестом: царь небесный, избави нас от лукавого! Он не знал о

возможности таких последствий. Надо всеми мерами предотвратить несчастье.

- Отец, я давно забыла вражду к Мариам, хотя она всю жизнь приносит мне

неприятности... Почему живет в таком унижении? Разве не почетнее уйти в

монастырь? Ни Баграт, ни пустая тыква, Гульшари, не посмели бы

препятствовать такому желанию.

- Грешный мир был бы светлее рая, если б все женщины походили на

княгиню Русудан, - тихо сказал монах.

Русудан протянула Трифилию крепкую руку. Он чуть дрогнувшими пальцами

пожал ее и приложился к прохладной ладони лбом.

Ответила Русудан легким пожатием. Она знала о тонком чувстве к ней

Трифилия и умела поддерживать теплящуюся искорку, которую не следует

раздувать, но и не следует давать потухнуть. "Что за дружба без капельки

любви", - думала Русудан, а настоящую дружбу она умела ценить. Недаром

доверила Трифилию сыновей. Она знала: даже все войско шаха Аббаса бессильно

отыскать ее детей, живущих в спокойном довольствии под охраной отца

Трифилия. Они будут скрываться у настоятеля до возвращения Георгия, ее

Георгия!

Она знала об особой нежности Трифилия к Бежану, его крестнику, которому

так много времени посвящает этот высокоодаренный монах. Русудан

догадывалась, что сейчас и для Трифилия важно доставить Мариам к

Мухран-батони. И она тотчас послала Нугзару настоятельную просьбу

предотвратить междоусобицу: "Помни, отец, - закончила Русудан, - Георгий

никогда не простит тебе такой ошибки".

Через две недели Мухран-батони прислал за царицей Мариам пожилого

князя, своего родственника, пышную свиту из азнауров и охрану в сто

дружинников. На белом верблюде покачивалась позолоченная кибитка, куда с

необыкновенной поспешностью взобралась Мариам, подталкиваемая Нари.

Баграт, Гульшари и Андукапар с притворной любезностью провожали Мариам.

Они просили не задерживаться более месяца: без нее так будет скучно в

Метехи.

"Боюсь, больше не придется сове веселить глупую фазанку", - подумал

Шадиман и с печальным лицом протянул Мариам шкатулку из слоновой кости, на

дне которой, переливаясь чешуей и рубинами, свернувшись, лежала змея.

Шадиман, словно не замечая ярости в глазах Мариам, просил носить этот

браслет, как память о верном князе.

Нари свирепо задернула занавеску.

Шадиман мысленно перекрестился: наконец-то он навсегда избавляется от

этой женщины, надоедливой, как зубная боль.

Ворота отворились. Верблюд величаво переступил порог. И Мариам навсегда

покинула Метехи.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Джамбаз блестит, как черная эмаль. Седло, обитое золотом, точно впаяно

в его могучую спину. Белые поводья, усеянные бирюзой и алмазами, ласкают

упрямо выгнутую шею. На лбу алмазный обруч подхватил развевающиеся розовые

страусовые перья. Джамбаз гордо переступает, звеня золотыми браслетами. Эти

браслеты сарбазы добыли в гаремах пашей для Георгия Саакадзе. Джамбаз

разделяет торжество своего господина. Это он, Джамбаз, вынес Георгия