Великий Моурави 2

Ликует народ в Алазанской долине. Гремят пандури, бухают дапи, рокочут

дудуки. Съехались родные воинов.

На устроенном из досок возвышении, покрытом коврами, сидят Георгий,

Мухран-батони с сыновьями и внуками. Сидит Зураб Эристави, рядом молодые

князья. Сидят Анта Девдрис, Квливидзе, дед Димитрия. На мутаки облокотились

Русудан и Хорешани.

Вокруг разместились Асламаз, Гуния, боевые начальники дружин и родные

"барсов". Сами "барсы" не могли усидеть и, обнявшись, втискивались в гущу

пирующих, угощая всех, а особенно красивых кахетинок.

Пенятся чаши, несут целиком зажаренных на вертелах коров и баранов.

Пряный пар навис над кострами.

Георгий точно стряхнул с плеч глыбы тяжелых лет. На губах торжествующая

улыбка. Подпевая хору, Георгий посоветовал тамаде долины Квливидзе выкатить

настоящее вино.

Под хохот и шутки дабахчи волокли за лапы буйволиные бурдюки и старые

квеври. На разостланные бурки падали азарпеши и роги. Долина гудела от

восторга. Подъезжали все новые арбы, даже из далеких картлийских деревень.

Подкручивая усы, Мухран-батони любезно подносил княгине Хорешани на

острие драгоценного кинжала сочное мясо.

Хорешани смеялась: да, она по рождению княгиня, но церковь сделала ее

азнауркой.

Мирван Мухран-батони оживленно беседовал с разодетой Русудан. Он и

Трифилий упрашивали Русудан показать народу, как танцует она, жена Георгия

Саакадзе.

Русудан, откинув лечаки, чуть иронически смотрела на подвыпивших

Трифилия и Мирвана.

Вокруг поля выстраивались семьсот дружинников в земкрело - двухэтажный

хоровод. Низкорослые взбирались на плечи высоких. Обгорелые лица,

перевязанные тряпками головы, впалые глаза, но счастливый, веселый смех.

Среди воинов - мсахури Андукапара, взорвавшие в Телави пороховой погреб.

Саакадзе наградил их серебряными шашками.

Верхние твердо стоят на плечах у нижних. Опустив руки, дружинники

медленно двигаются кругом. Но вот быстрее забили дапи. Плотнее сдвинувшись,

дружинники переплелись руками и понеслись, подпрыгивая так сильно, что земля

задрожала под их ногами.

Саакадзе оглянулся: где же Папуна и Эрасти? И обеспокоенный Георгий

быстро направился в шатер.

Папуне рассердился. Он нигде не может укрыться от назойливых "барсов".

Улыбнулся Георгий, с любопытством рассматривая маски, приготовляемые

Папуна и Эрасти для ночного шутовства.

На бурке лежали уже готовые маски ослов, оскаленных вепрей, лисиц,

смеющихся обезьян, коней, выкативших глаза зайцев и хищных птиц.

Эрасти особенно гордился масками свиньи и шакала, похожими на

Исмаил-хана и Али-Баиндура.

Похвастал и Папуна. Он откинул голубой платок, и Георгий увидел маску

дракона со свирепыми глазами и красными вывороченными ноздрями. Рядом лежал

желтый тюрбан с нарисованным львом. В искаженной морде дракона Саакадзе без

труда узнал черты шаха Аббаса. Георгий хохотал, расхваливал мастеров, и

вдруг обернулся.

В шатер просунулся человек с желтым высохшим лицом. На его худых плечах

висела грузинская чоха. Он бесстрастно сказал:

- Георгий Саакадзе, прими подарок от шаха Аббаса.

К ногам Георгия упал грязный мешок. Что-то глухо стукнуло.

Пришелец исчез. Его не пытались остановить. В шатре оцепенели.

Саакадзе дрожащими руками дернул веревку и отшатнулся. Посиневшая

голова сына его, Паата, выглянула из мешка.

Эрасти упал. Папуна застыл, сжав маску дракона.

За шатром бушевали зурна, пандури. Кто-то танцевал, кто-то пел, кто-то

кричал:

- Где наш Георгий Саакадзе? Где Великий Моурави?

- Сюда! Сюда!

Словно окаменевший, стоял Саакадзе посередине шатра. Голова Паата с

прилипшими ко лбу волосами как будто молила о чем-то.

Саакадзе опустился на колени, ему померещилось лицо Чуа. И Георгий, как

тогда, отбросил со лба Паата черную прядь. Не отрываясь, смотрел Георгий на

лицо сына. Он взял в руки голову и прильнул к запекшимся губам.

- Георгий, Георгий! - в шатер почти вбежал Даутбек. - Вся долина зовет

тебя... - и, вскрикнув, покачнулся.

Ему казалось, он слышит стук сердца Георгия, но это стучало его,

Даутбека, бесстрашное сердце.

- Где, где Георгий?! - слышались крики. "Надо что-то сказать", - думал

Даутбек.

- Георгий!.. Дорогой друг!.. Народ зовет тебя!

Саакадзе осторожно завернул голову Паата в голубой платок и положил

около Эрасти. Подойдя к Даутбеку, Георгий близко заглянул другу в глаза и

обеими руками повернул к себе его лицо.

- Георгий, слышишь ликование народа?! Кто дал Грузии такую радость?!

Слышишь смех, танцы, песни, слышишь восторг?! Но сколькие из пирующих

лишились отцов, сыновей, братьев в священной войне? Лишились во имя родной

земли и ликуют...

- Георгий, почему спрятался? Какое время отдыхать в шатре?! Элизбар

евнуха поймал! Проклятый, грузинское платье надел. Наверно, лазутчик! Хотел

ускользнуть, но Гиви узнал исфаханскую собаку, на куски изрубил.

- Идем, дорогой Георгий, народ ждет.

- Идем, друзья! Папуна, дай Эрасти воды...

Папуна шагнул, кувшин выпал у него из рук. Схватившись за сердце,

Папуна выбежал из шатра.