Зугза все поняла. Перепрыгивая через ступеньки, она бросилась к покоям
царицы. Ужас все более охватывал Зугзу: на помощь никто не придет, стража
отравлена.
Тяжело облокотясь на копье, Датико стоя спал у дверей Тэкле.
Стремительно распахнув дверь в покои царицы, Зугза обежала опочивальню,
диванную и бросилась в молельню.
Тэкле даже не обернулась.
- Царица! - задыхаясь, выкрикнула Зугза и кинулась к удивленной Тэкле.
- Слава аллаху, ты жива! Стража отравлена, Андукапар и Магаладзе идут сюда,
бежим, пока не поздно.
И, порывисто схватив за руку ошеломленную Тэкле, увлекла ее за собой.
Перебежав сводчатый переход, Зугза внезапно остановилась, не выпуская руку
трепещущей Тэкле.
В темном провале лестницы послышался приглушенный шум торопливых шагов.
Зугза круто повернулась и бросилась с Тэкле к покоям царицы Мариам. Нигде не
было стражи, ни живой, ни мертвой. Она вспомнила условный стук, однажды
подслушанный ею у Нари. Зугза три раза отрывисто ударила в медный круг. Едва
дверь приоткрылась, она сильным толчком свалила Нари, втолкнула старуху в
опочивальню Мариам, задвинула тяжелую задвижку и ворвалась с Тэкле в
молельню.
На шелковой подушке перед открытым ларцом сидела Мариам, перебирая
драгоценности. Взглянув на вбежавших, она порывисто захлопнула ларец и
метнулась к дверям.
Глаза Зугзы сверкали затаенной многими годами ненавистью. Выхватив
кинжальчик, казашка вцепилась в волосы Мариам:
- Стой, старая ведьма! Открой потайной ход! Кинжал отравлен... Нас
убьют, но раньше лезвие пронзит твою совиную грудь!
Мариам молчала.
Потрясенная Тэкле схватилась за сердце:
- Царица Мариам, ты ли мать Луарсаба?
Где-то хлопнула дверь. Зугза замахнулась:
- Скорей, просохший кизяк! Или умрешь в страшных мучениях!
Мариам не двигалась.
Издали донесся шум. Зугза решительно приблизила кинжальчик к горлу
Мариам.
- О-о-открою... - прохрипела Мариам и дрожащей рукой надавила золотой
мизинец влахернской божьей матери. Иконе сдвинулась и открыла в стене черный
квадрат. Отбросив Мариам, Зугза схватила роговой светильник и втащила в
потайную комнату бледную Тэкле. Икона задвинулась. Задрожали язычки лампад.
В молельню ворвались с обнаженными шашками Андукапар, Тамаз, Мераб и
позади Сандро. Тамаз бросился к опочивальне Мариам. Едва он отодвинул
задвижку, как ему навстречу выскочила, изрыгая проклятия, Нари и бросилась в
молельню.
- Где плебейка? - дико выкрикнул Андукапар, схватив за плечи
захлебывающуюся от проклятий Нари.
Мераб, Тамаз и Сандро, оттолкнув Нари, бросились обыскивать комнаты.
Оправившаяся от испуга Мариам быстро оценила создавшееся положение:
"Указать потайной ход - значит отдать в волчьи лапы собственную жизнь. Нет,
цари не открывают потайные ходы даже друзьям. И потом, если подлая Зугза
найдет выход и скроется до приезда Луарсаба, скажу - сама укрыла Тэкле; если
беглянки не найдут выхода - с голода сдохнут, и никто не проникнет в тайну".
И Мариам гордо выпрямилась:
- Как смеешь ты, Андукапар, врываться ко мне в ночное время и нарушать
час моей молитвы?
- Не притворяйся, царица, Сандро видел, плебейка с какой-то собакой
вбежала сюда.
- О какой плебейке говоришь, Андукапар?
- Ты хорошо знаешь, о ком я говорю!
- Как смеешь подозревать меня?! Никто сюда не входил, видишь, молельня
пуста...
- Вижу и удивляюсь тебе, царица Мариам! Не ты ли была столько лет
унижена? Не ты ли умоляла Гульшари избавить тебя от сестры Саакадзе? Не ты
ли сокрушалась перед всеми о моей болезни, зная от Шадимана, что я здоров,
как мой конь? Не ты ли в эту ночь не обратила внимания на отсутствие у твоих
дверей стражи? Так почему же ты подвергаешь сейчас единомышленников Шадимана
смертельной опасности? Или думаешь, я скрою от Луарсаба твое участие?
- Как смеешь путать меня в свое темное дело?! Как смеешь угрожать мне?
Или забыл: Мариам - мать царя Картли! Благодари бога, я из любви к Гульшари
скрою от царя все случившееся в эту ночь... Тэкле, наверно, в покоях
Луарсаба, она часто там ищет уединения.
Заговорщики, поняв бесполезность дальнейших увещеваний, сжимая оружие,
поспешили из молельни.
Они метались по замку, выплевывали брань и с лихорадочной поспешностью
обшарили все углы Метехи. Андукапар в бессильной ярости смотрел на
бледнеющее небо. Потом они пробовали забрался в покои Луарсаба. Но тяжелые
двери с потайными замками оставались равнодушными к их усилиям.
Утром к главному входу Метехи подъехала арба, разукрашенная коврами и
обложенная внутри подушками. Конюхи и слуги теснились во дворе, следя, как
чубукчи и нукери осторожно выносили закутанного в бурку Андукапара,
стонавшего при малейшем толчке. Больного бережно уложили в арбу. Сандро,
смахивая слезы, сел рядом, любовно поправляя на голове Андукапара башлык.
Мераб и Тамаз, попрощавшись с царевичем Кайхосро и молодыми
придворными, вскочили на коней и выехали вслед за медленно тянувшейся арбой.
- Наконец убрался, - сказал царевич Кайхосро стоявшему рядом молодому