Великий Моурави 5

скакавшего чуть впереди царя. Блеснула молния, и голова знаменосца покатилась

под копыта. Знамя Кахети подхватил

князь Джандиери, но от резкого толчка покачнулся в седле и выронил свою саблю.

Ломкаца из Ниаби затрясся от хохота, в

один миг подхватил княжескую саблю и с такой силой рубанул Джандиери, что сабля

разлетелась надвое, а кольчуга с

замысловатым узором покрылась алыми пятнами.

Царь хотел было приказать телохранителям обезглавить дерзкого глехи,

но, обернувшись, с трудом сдержал крик

торжества: правый край азнаурских дружин так обнажился, что между ничбисцами и

азнаурской конницей образовался

проход шириной не меньше чем в сто семьдесят шашек. Не замедляя бега коня, царь

передал приказание Чавчавадзе, едва

поспевавшему за венценосным всадником, и въехал на прибрежный холм. Отсюда он

видел, как конный связист помчался

от Чавчавадзе в сторону Млаши.

Вскоре послышался сперва глухой гул, а затем быстро приближающийся

топот тысяч коней. Княжеские войска,

распустив свои знамена с изображениями фантастических зверей и хищных птиц,

устремились в широкий проход между

центром и правым краем сил Моурави, угрожая им глубоким обхватом.

В этот критический миг на поле битвы появился галопом скачущий Даутбек,

"барсы" и азнауры конного запаса.

Перед лицом неминуемого разгрома Даутбек громовым голосом выкрикнул:

- На нас смотрит Картли! Любой ценой закрыть брешь!

В развевающейся поверх доспехов косматой бурке, с закрытым анчхабери,

на устрашающе ржущем, будто

дымящемся Джамбазе, Даутбек был так же грозен, как и сам Саакадзе. Высоко держа

меч, он молнией пронесся на правый

край и устремился на Джавахишвили, уже введшего свою дружину в еще более

расширившийся проход.

Стараясь обогнать дружины Джавахишвили и самому пожать столь манящие

его базалетские лавры, в проходе уже

появился Фиран Амилахвари со свежим резервом. Видно, Фиран, став под знамя царя,

из трусости забыл, что Зураб

погубил его брата Андукапара. Где-то справа вновь захрипел арагвский рожок, и

дружины Цицишвили и двух Магаладзе,

выжидавшие призыва Зураба, ринулись на азнаурскую конницу.

Не сомневаясь, что на осатаневшем Джамбазе рубится Саакадзе, князья

гурьбой устремились к нему,

объединенные чувством страха перед возможностью поединка с Непобедимым и жаждой

расправы с потрясателем века.

Десятки фамильных мечей блеснули вокруг Даутбека, торжествующие возгласы слились

в сплошной злобный вой.

Даутбек рубился в самом центре прохода, достигшем ширины не менее чем в

триста шашек, рубился так, словно

хотел прикрыть собою это роковое пространство.

Взбешенные князья кружились вокруг Даутбека, то по-звериному хрипя, то

разражаясь проклятиями. Они,

мгновенно рассыпаясь, старались избежать смертоносного меча и, тут же гурьбой

наскакивая, стремились сжать кольцо, в

середине которого все еще был недосягаем для них грозный всадник.

"Неужели клинок затупел?" - словно сквозь сон подумал Даутбек и, уже

потеряв ощущение осторожности и не

разбирая, где схватка требует натиска, а где отступления, врезался в гущу

врагов, наотмашь рубя с такой быстротой, что

казалось, в руке у него не один, а несколько мечей.

Но осатанелые князья не теряли чувства самосохранения и, пользуясь

запальчивостью Даутбека, коего продолжали

принимать за Саакадзе, твердо решили остаться невредимыми, дабы насладиться

плодами победы, а хищника уложить в

землю на веки вечные.

Пробовали дружинники и даже ополченцы прорваться на помощь, но

княжеские мсахури, образовав тройное

кольцо, никого не пропускали. А "барсы"? "Барсы", не ведая, в какой опасности

находится их друг, самозабвенно сужали

брешь, ибо в этом заключалось спасение азнаурского войска.

Тревожное призывное ржание Джамбаза пронеслось по полю битвы. Со всех

концов Базалети раздалось ответное

ржание коней "барсов". Друзья мчались на зов Джамбаза, но сеча с царским войском

задерживала их, не допуская

приблизиться.

Чей-то фамильный меч, взвизгнув, врезался в серую мглу, и серо-белое

знамя с черной медвежьей лапой

могильным саваном прошелестело над залитым кровью шлемом Даутбека. Красно-желтая

пелена застлала его глаза.

"Странно, - силился он понять, - почему побелел туман? Почему холодное безмолвие

окутало Базалетское озеро?.."

Рассыпав свою сотню в кустарнике, Автандил, скрытый ветвями, оберегал

шатер отца. Перед ним в пламени смерти

и разрушения кипела битва, и в ее кровавых облаках вздрагивала от лязга клинков

и хруста костей та земля, которая легла

здесь острой гранью между двух миров.

Жадно смотрел сквозь дождевую сетку Автандил на берег, где ожесточенно

дрались конные азнауры с

арагвинцами. На левом краю имеретины явно предпочитали оборону наступлению, хотя

царевич Александр и делал

попытки оттеснить арагвинцев от Девяти братьев к ущелью Арагви. Там главные

удары сыпались на бело-черные сотни

Асламаза и Гуния. Потом внимание Автандила привлек рокочущий шум на правом краю.

Он увидел Зураба, припавшего к

гриве коня, пронесшегося вдоль первой линии, врезавшегося с обнаженным мечом в

ряды азнауров и сзади напавшего на

Даутбека. "Проклятый Каин!.. Уверен, что с отцом сражается!" - вознегодовал

Автандил.