Великий Моурави 5

- Воля мирзы превыше удивления хана. Мохаммет передает мирзе слова

аллаха, мирза в свою очередь одаривает

ими правоверных. Нет истины, кроме истины! Стало известно, что гурджи Саакадзе,

сын шайтана, готовится напасть на

Тбилиси. Скопище неверного уже видели вблизи Мцхета.

Еще раз твердо повторив повеление Хосро-мирзы и потребовав немедленно

его выполнить, юзбаши повернули

коней и понеслись как одержимые. За ними скакали всадники в персидских доспехах,

вздымая тучу пыли.

Впрочем, удалились они от Гори не слишком далеко. Спешившись за

поворотом, на берегу Куры, они повели коней

на поводу и исчезли под нависшим камнем, указующим начало подземного хода.

Саакадзе с нетерпением ждал их в Уплисцихе, где подземный ход обрывался

в одном из сводчатых залов.

Начали военный разговор в обширной пещере, под полуциркульными арками,

поддерживающими плоский

каменный потолок. Боковой свет скупо освещал суровые лица, обожженные горным

ветром, пламенем костров и

солнечным жаром.

"Барсы" согласились. Конечно, Мамед-хан знает почерк Хосро-мирзы; но

ведь и Саакадзе не хуже знает его, ибо

часто получал из Исфахана послания коварного царевича. А Ростом - тонкий

подражатель. Еще в маленьком Носте,

тщательно изучив свойства почерка Хосро, он на редкость удачно составил

"послание" Хосро-мирзы отважному, но

неумному Мамед-хану.

Ждать пришлось недолго. Часа через два со стороны базилики,

воздвигнутой на центральной площади, показался

караульный дружинник, который возвестил картлийцам о выступлении Мамед-хана из

Горийской крепости. Тысячи идут,

развернув оранжевые знамена, персидским строем. Минбаши, юзбаши и онбаши в

шлемах с развевающимися бирюзовыми

перьями, пожалованными им Хосро-мирзой за взятие Гори. Впереди горделиво следует

сам Мамед-хан, окруженный

телохранителями, пушки и тюки на верблюдах посредине колонны.

В пещерах зазвенело оружие, заскрипели седла.

- Что ж, друзья, дадим им отъехать от Гори на десять полетов стрелы,

дабы отрезать обратный путь в крепость. -

Саакадзе повысил голос. - У всех коней копыта обвязаны войлоком?

- В чем дело, Георгий? Персы двинулись на Тбилиси? Очень хорошо!

Ринемся наперерез и сократим им путь в рай

Магомета. Пусть жуют там бирюзовые перья! - Квливидзе горделиво подбоченился.

- Повторять хорошие приемы, даже врагов, не вредно. Помните, как

однажды, в дни нашей молодости, Шадиман

выманил войско из Носте, из Ананури и этим изменил наши судьбы?

- Еще бы не помнить, - буркнул Гуния, - это вынудило тебя, Георгий,

скрыться в Иран.

- В старости Шадиман окажется умнее, дальше Марабды не поскачет.

- Совсем не так, Георгий, ты дальше Картли никуда не скакал, даже в

битве под Кандагаром выкрикивая: "Во имя

Картли!", а Шадиман хотя дальше Марабды не поскачет, но танцует так под зурну

персов, словно уже находится в Давлет-

ханэ. А во время битв с тобой вопит: "Во имя князей!" - Даутбек прильнул к

смотровой щели. - Еще видны.

- Подождем. Одно хорошо, знакомство с врагами дало нам возможность

побеждать их.

- Георгий, красные башки перепугали тобою намеченное, круто свернули к

оврагу! - вскрикнул обрадованный

Матарс.

- Полтора мангала им на закуску! Сами в персоловку попались! - Димитрий

рванул коня к выходу.

- Воспользуемся, друзья, неожиданной удачей! Вперед! Заслоним Гори.

Квливидзе с дружинниками в тыл - обойти

врагов! Димитрий, Ростом, Матарс - к правым откосам Гори! Гуния и Асламаз с

белыми и черными сотнями - к левым!

Даутбек, Нодар, Зумбулидзе, разворачивайте азнаурские дружины между Курой и

Лиахвой! Наперерез двину ополченцев!

За мной Автандил с ностевской дружиной! Пануш, Микеладзе, Беридзе - к главным

воротам Горисцихе! Живо! Арчил с

разведчиками - к боковым! Там ждите!

Рослый всадник в развевающейся косматой бурке, накинутой на сетчатую

кольчугу, рванулся вниз по каменистой

тропе. За Саакадзе мчались уже охваченные боевым пылом картлийцы.

Луна насмешливо выглянула из-за облачного шатра и осветила черное дно

оврага. С любопытством смотрела она,

как под косым дождем стрел в смятении метались сарбазы и их начальники.

Остервенелые и обезумевшие, они бросались то

вперед, то на правый скалистый откос, то на левый, заросший лесом, то пробовали

повернуть назад, где вилась тропа, но

всюду неизбежно натыкались на меткие стрелы, копья, дротики и шашки.

Ревели верблюды. Пронзительное ржание отзывалось в мрачных расщелинах.

Побледнев от усталости и дружески кивнув, луна стала медленно

удаляться, серебря зыбкие дали. Да и лицезреть

было уже нечего. Одурманивающе пахло кровью и конским потом.

Не много сарбазов и еще меньше их коней выкарабкалось из оврага,

заросшего орешником и кизилом, наверх, но

тут же их схватывали разъяренные ополченцы. И все-таки огромным напряжением воли

Мамед-хану, обладавшему

храбростью мазандеранцев, удалось перестроить часть войск из трех линий в ядро.

Ощетинившись копьями, сарбазы

прорвали левую сторону азнаурских сил. Мамед выскочил на дорогу, опрокинул

малочисленный заслон и с остатком в

триста сарбазов устремился в Тбилиси.

Несмотря на огорчение Димитрия, что столько кизилбашей уцелело,

Саакадзе велел поворачивать к Гори всем,