Читаем Великий Моурави 6 полностью

Двести смуглолицых наездников и двести чернолицых, приняв сигнал, на полном

галопе пронесли турецкие знамена.

Тучей промчался перед Саакадзе зеленый, оранжевый и светло-красный

шелк, расцвеченный полумесяцами.

"Словно самум в пустыне! - отметил Саакадзе, обдумывая предстоящий разговор. -

Если выказать незнание, не сочтет ли

султан меня, Моурав-бека, в государственных делах за невежду? А если, наоборот,

проявить полную осведомленность, не

примет ли за лазутчика, разведывающего для личных целей о состоянии Стамбула?

Сама судьба подсказывает

осторожность. О восточная хитрость! Когда же заговорит султан?"

Но нет начала без конца и конца без начала! Султан заговорил. Он

милостиво спросил:

- Ласкает ли твой взор, Моурав-бек, стольный город повелителя

вселенной?

- Султан султанов, "средоточие мира", я поражен твоей империей! Только

мудрость ставленника неба могла

воссоздать невиданную силу и покрыть неувядаемым блеском царствование потомка

Османа. Я знал много стран, видел

сражения на слонах, видел, как ятаганы разрубали воинов, закованных в броню,

надвое, как стрелы пробивали панцири

всадников, а заодно и их сердца, знал немало прославленных полководцев, ведущих

на смерть тысячи тысяч рабов, чтобы

добыть победу своему божеству, - но нигде не видел я столь мощных орудий,

способных вмиг сразить огненным боем целое

войско. Велик султан Мурад! Мой повелитель, я восхищен большим восхищением! Не

хватит и ста лет, чтобы насладиться

зрелищем силы твоей боевой страны, но хватит и двух лет, чтобы я мог покорить

падишаху Мураду не только надменный и

гордый своей военной силой Иран, но... и те царства, которые лежат и слишком

близко и слишком далеко.

- Моурав-бек, твои речи услаждают мой слух, - слегка откинулся в седле

султан, придерживая драгоценную саблю, -

ибо они славят дела благословенной Оттоманской империи. Знай, я умею ценить и

острый меч в сильной руке и

благородное намерение в сильном сердце! Да поможет тебе пророк Мухаммед!

Шумные приветствия орт, отчаянные выкрики конников капы-кулу,

восторженные пожелания "падишаху

вселенной" чаушей, фанатические вопли янычар слились в один невообразимый рев.

Не помогали ни свист плетей, ни грозные взмахи га-дар, - толпа

стамбульцев лезла под конские копыта, лишь бы

увидеть хоть полу богатой одежды властелина.

С трудом удалось приблизиться к военной гавани, уставленной пушками,

еще больше изумившими Саакадзе

своими размерами. Заметив, как очарован Моурав-бек, султан мягко сказал:

- Моурав-бек! Слава аллаху, ты прибыл в средоточие мира вовремя. Я,

Мурад, обладатель сабли Османа, я,

ставленник пророка, "падишах вселенной", я, султан, "утешение мира", повелел

собрать несметное войско. Аллах керим! В

Анатолии и Сирии оно покажет свои клыки презренному шаху Аббасу, не знающему в

битвах ни совести, ни чести. Вот

везир Хозрев-паша не устает восторгаться Моурав-беком, доказавшим в единоборстве

с персидской гиеной, возомнившей

себя львом, что она не больше как мул. И я, султан, властелин османов, уже

повелел воздвигнуть на берегу Мраморного

моря киоск в честь уничтожения лучшего полководца шаха, щедрого Карчи-хана,

оставившего на грузинской земле не

только сто тысяч голов иранской баранты, но и свою драгоценную башку, которую

справедливо сравнить с козлиной.

- "Падишах вселенной"! Каждое твое слово - алмаз! - благоговейно сказал

Саакадзе. - Я сочту за высокую честь

добыть тебе пятый трон шаха Аббаса.

Султан потопил довольную улыбку в своей курчавой бороде, пропитанной

маслом болгарских роз. Он кинул на

везира многозначительный взгляд. Хозрев-паша, поправив пистолет за парчовым

поясом, не преминул сказать:

- Во имя аллаха, ты, Моурав-бек, поразил и увертливого Иса-хана. Я

запомнил его по битве под Диарбекиром. Он

предан "льву Ирана", но перед тобой он "мышь Персии". Ты ловко уменьшил число

его сарбазов и проложил путь к новым

победам. Теперь на тебя снизошли благотворные лучи милости "падишаха вселенной",

это поможет тебе исполнить

желание султана султанов и одержать еще большие победы в Сирии и Анатолии.

Османский мир возмущается

неблагодарностью криволапого "льва Ирана". Ты прославил его в Афганистане, а он

пытался опозорить тебя в Грузии. Нет,

в саду султана, "средоточия мира", ждут тебя, Моурав-бек, благоуханные лавры!

Отбрось Сефевида от Кавказа, пусть

захлебнется в каспийской воде.

- Нет ни одного разумного картлийца, - ответил Саакадзе, - который не

пожелал бы выполнить волю падишаха

Мурада. Каспийская вода станет могилой кровожадного "льва". В этом порукой мой

меч! В Картли я не мог осуществить

подобное, ибо ни продажные князья, ни духовенство не помогли мне войском и

вредили хулой.

Вновь засвистели плети, сверкнули гадары, оттесняя зевак. Загудело

войско. Султан проследовал к Золотому Рогу.

Несмотря на все усилия стражи Сераля, толпы турок, греков, арабов,

негров в яркоцветных одеждах, как

зачарованные, продолжали следовать за султаном.

Саакадзе приглядывался к взбудораженной толпе. "Могу поклясться, -

думал он, - эти бесплатные глашатаи не

замедлят разнести по всему Стамбулу весть о необычайной милости султана, так

приблизившего к себе полководца

грузина".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза