Двести смуглолицых наездников и двести чернолицых, приняв сигнал, на полном
галопе пронесли турецкие знамена.
Тучей промчался перед Саакадзе зеленый, оранжевый и светло-красный
шелк, расцвеченный полумесяцами.
"Словно самум в пустыне! - отметил Саакадзе, обдумывая предстоящий разговор. -
Если выказать незнание, не сочтет ли
султан меня, Моурав-бека, в государственных делах за невежду? А если, наоборот,
проявить полную осведомленность, не
примет ли за лазутчика, разведывающего для личных целей о состоянии Стамбула?
Сама судьба подсказывает
осторожность. О восточная хитрость! Когда же заговорит султан?"
Но нет начала без конца и конца без начала! Султан заговорил. Он
милостиво спросил:
- Ласкает ли твой взор, Моурав-бек, стольный город повелителя
вселенной?
- Султан султанов, "средоточие мира", я поражен твоей империей! Только
мудрость ставленника неба могла
воссоздать невиданную силу и покрыть неувядаемым блеском царствование потомка
Османа. Я знал много стран, видел
сражения на слонах, видел, как ятаганы разрубали воинов, закованных в броню,
надвое, как стрелы пробивали панцири
всадников, а заодно и их сердца, знал немало прославленных полководцев, ведущих
на смерть тысячи тысяч рабов, чтобы
добыть победу своему божеству, - но нигде не видел я столь мощных орудий,
способных вмиг сразить огненным боем целое
войско. Велик султан Мурад! Мой повелитель, я восхищен большим восхищением! Не
хватит и ста лет, чтобы насладиться
зрелищем силы твоей боевой страны, но хватит и двух лет, чтобы я мог покорить
падишаху Мураду не только надменный и
гордый своей военной силой Иран, но... и те царства, которые лежат и слишком
близко и слишком далеко.
- Моурав-бек, твои речи услаждают мой слух, - слегка откинулся в седле
султан, придерживая драгоценную саблю, -
ибо они славят дела благословенной Оттоманской империи. Знай, я умею ценить и
острый меч в сильной руке и
благородное намерение в сильном сердце! Да поможет тебе пророк Мухаммед!
Шумные приветствия орт, отчаянные выкрики конников капы-кулу,
восторженные пожелания "падишаху
вселенной" чаушей, фанатические вопли янычар слились в один невообразимый рев.
Не помогали ни свист плетей, ни грозные взмахи га-дар, - толпа
стамбульцев лезла под конские копыта, лишь бы
увидеть хоть полу богатой одежды властелина.
С трудом удалось приблизиться к военной гавани, уставленной пушками,
еще больше изумившими Саакадзе
своими размерами. Заметив, как очарован Моурав-бек, султан мягко сказал:
- Моурав-бек! Слава аллаху, ты прибыл в средоточие мира вовремя. Я,
Мурад, обладатель сабли Османа, я,
ставленник пророка, "падишах вселенной", я, султан, "утешение мира", повелел
собрать несметное войско. Аллах керим! В
Анатолии и Сирии оно покажет свои клыки презренному шаху Аббасу, не знающему в
битвах ни совести, ни чести. Вот
везир Хозрев-паша не устает восторгаться Моурав-беком, доказавшим в единоборстве
с персидской гиеной, возомнившей
себя львом, что она не больше как мул. И я, султан, властелин османов, уже
повелел воздвигнуть на берегу Мраморного
моря киоск в честь уничтожения лучшего полководца шаха, щедрого Карчи-хана,
оставившего на грузинской земле не
только сто тысяч голов иранской баранты, но и свою драгоценную башку, которую
справедливо сравнить с козлиной.
- "Падишах вселенной"! Каждое твое слово - алмаз! - благоговейно сказал
Саакадзе. - Я сочту за высокую честь
добыть тебе пятый трон шаха Аббаса.
Султан потопил довольную улыбку в своей курчавой бороде, пропитанной
маслом болгарских роз. Он кинул на
везира многозначительный взгляд. Хозрев-паша, поправив пистолет за парчовым
поясом, не преминул сказать:
- Во имя аллаха, ты, Моурав-бек, поразил и увертливого Иса-хана. Я
запомнил его по битве под Диарбекиром. Он
предан "льву Ирана", но перед тобой он "мышь Персии". Ты ловко уменьшил число
его сарбазов и проложил путь к новым
победам. Теперь на тебя снизошли благотворные лучи милости "падишаха вселенной",
это поможет тебе исполнить
желание султана султанов и одержать еще большие победы в Сирии и Анатолии.
Османский мир возмущается
неблагодарностью криволапого "льва Ирана". Ты прославил его в Афганистане, а он
пытался опозорить тебя в Грузии. Нет,
в саду султана, "средоточия мира", ждут тебя, Моурав-бек, благоуханные лавры!
Отбрось Сефевида от Кавказа, пусть
захлебнется в каспийской воде.
- Нет ни одного разумного картлийца, - ответил Саакадзе, - который не
пожелал бы выполнить волю падишаха
Мурада. Каспийская вода станет могилой кровожадного "льва". В этом порукой мой
меч! В Картли я не мог осуществить
подобное, ибо ни продажные князья, ни духовенство не помогли мне войском и
вредили хулой.
Вновь засвистели плети, сверкнули гадары, оттесняя зевак. Загудело
войско. Султан проследовал к Золотому Рогу.
Несмотря на все усилия стражи Сераля, толпы турок, греков, арабов,
негров в яркоцветных одеждах, как
зачарованные, продолжали следовать за султаном.
Саакадзе приглядывался к взбудораженной толпе. "Могу поклясться, -
думал он, - эти бесплатные глашатаи не
замедлят разнести по всему Стамбулу весть о необычайной милости султана, так
приблизившего к себе полководца
грузина".