Читаем Великий Моурави. Книги 1-6 полностью

Великий Моурави. Книги 1-6

Моря Эгейского дочь,Свет Ионийского моря,Гнала ты некогда прочьТучи и бедствий и горя.Греция! Всплеск красоты!Горы! Морские дороги!Выше твоей высотыЖили лишь мудрые боги.Славил тебя Аполлон,Марса венчала награда,Возле коринфских колоннПенился сок винограда.Греция! Солнцем палимПуть твой к величию духа…Но обезлюдел Олимп,Плачет над пеплом старуха.Где твоей юности цвет?Гордые лавры столетий?Слышится только в ответСвист обжигающей плети.Скрылся крылатый Пегас,Выцвели звездные дали.Эллинский факел погас,Девы его отрыдали.

Слушали «барсы» и задумчиво проводили по усам. Песня скорбящей Греции отозвалась в их сердцах, и словно показался перед ними берег дальний, и доносился иной напев. А молодой Ахилл тряхнул головой, призывно ударил по струнам и полным голосом запел:

Эван! Эвоэ! Забудьте слезы!Не надо песен печальных дев!Пусть Вакх смеется, где зреют лозы.Роскошный мех козла надев.Пляши, гречанка, под звон кифары!Ты не рабыня! Жив Геликон!Твоих собратьев взоры яры!За око – око! Вот наш закон!Гоните стадо дней бесправных!Неволя вольным, как ночь тесна!Пусть красота венчает равных!Эван! Эвоэ! Для нас весна!

Саакадзе украдкой взглянул на Кантакузина: ни единой складки на лбу, ни единого вздоха печали. По-прежнему спокоен султанский дипломат, точно не об его родине плачут струны, не из груди его приниженного отечества рвутся залитые кровью слова.

О многом еще пел молодой певец Ахилл…

А в смежной комнате Саакадзе и Кантакузин говорили тоже о многом. Косые лучи солнца, как сабли, перекрещивались в зеленоватом зеркале, напоминая о быстро ускользающем дне. Пора было переходить к решительному разговору.

– Не пришлось мне побывать в Русии, уважаемый Фома, и самому допытаться: почему царь московский так медлит с помощью моей родине в ее борьбе с Ираном. Видно, не может сейчас дружбу с Аббасом рушить.

– Тебе, Моурав-бек, бесспорно, стоило посетить единоверную державу. Зоркий глаз твой проник бы во многие тайны.

– Я лазутчиком никогда не бывал. И если бы хоть на миг полагал, что сумею добиться помощи, то с открытым сердцем посетил бы северное царство, но скорее не как единоверное, а как могущественное. Увы, результат всех наших посольств так незначителен, что на ум приходит: несвоевременно досаждать соседу просьбой одолжить кирпичи, когда у него самого крепость не достроена, а враги вот-вот нагрянут.

Верхняя губа у Кантакузина чуть оттопырилась, обнажив острый зуб, но глаза словно источали мед.

– Понял ли я тебя, Моурав-бек, так: крепость Стамбула давно достроена, и лишние кирпичи можно подобрать?

– Хоть в Стамбуле и найдутся лишние, даром все равно не отдадут. Выходит, надо в уплату предложить то, чего Стамбулу не хватает.

– Не просветишь ли меня, Непобедимый, чего не хватает?

– Мастеров – отстаивать построенное.

– Вот как? Значит, ты находишь, что у султана нет полководцев?

– Таких, какие нужны для борьбы со злейшим врагом султана, я подразумеваю Иран, – нет.

– И ты рискуешь вслух утверждать подобное?

– Не я, утверждает действительность. Ваши полководцы не могут с летучими казаками справиться, где же им бороться с таким мощным царством, как Иран?

– Скажи, Моурав-бек, смог бы ты укротить казаков?

– Зачем спрашивать меня – смог ли бы я сбить луну? Против казаков не пойду.

– Единоверцы?

– Нет, такое меня не остановило бы.

– А что останавливает тебя?

– Бесцельность. Они мне не мешают.

– Слова не из той песни! Ведь ты служишь султану? А они разбойничают у берегов Турции.

– Я не страж. Охранять берега – дело капудан-паши. Да и в Диване достаточно умников, чтобы придумать средство для успокоения казаков. Потом… – он хотел сказать, что сочувствует казакам, что тот, кто борется за свою свободу, ему брат, но не сказал, ибо Кантакузин тот же турок, лишь с крестом на шее.

– А кого еще должен успокоить Диван?

Перейти на страницу: