«На лазутчика мало похож, но и на добродушного старика еще меньше. Кто же этот хитрец? Каким ветром его занесло сюда?» – думал Саакадзе, вслушиваясь в уклончивый разговор Варама.
Чем больше наседали «барсы», стараясь сбить старика, тем осторожнее становился он. "Моему князю Шадиману, – размышлял Варам, – купец Вардан Мудрый сказал: «Семью в Эрзурум я сам перевез, а Моурави далеко в Арабистане воюет». Послал меня князь сюда узнать, где Моурави, наверно, часто гонцов к жене посылает; а у жены служанки, уверен был – выведаю, а вместо женщин полный дом воинов. Может, гостить прискакали? А только какое время бурдюки опорожнять? Проверить надо, как можно доверять? Дело большое. Князь сказал: «Смотри, Варам, на тебя надеюсь. Никому не верь, можешь погубить большое дело».
Варам тревожно взглянул на Саакадзе: «Похож. Таким князь описал. Только почему здесь кальяном забавляется, в не врагов мечом угощает? Такое Моурави никогда не делал! Неужели хвостатый пошутить решил, и никаких „барсов“ здесь нет, и ничего я не вижу?» Вдруг Варам пощупал зеленую куладжу Саакадзе, потом серые шарвари Матарса, коричневые цаги Ростома и ухватился за пояс Папуна.
Гиви точно взорвало.
– Ты почему щупаешь нас? Почему дом рассматривал, когда я тебя поймал?
– Когда поймал? Разве я от тебя бежал? А если видом дом глаза веселил, то не всем: воротами только. Правда, балкон тоже красивый; когда вернусь, скажу моей Кетеван, чтобы в такой же цвет и наш выкрасила.
– А далеко, Варам, твой дом? – быстро спросил Элизбар.
– Почему далеко? На земле везде близко.
– А может, не на земле живешь?
– Больше негде, батоно. Бог на небо живых не берет.
– Непременно к богу надо? Может, у черта веселее, если мехи раздувал.
– Э, батоно… Имени не знаю…
– Зови – Папуна!
– Хорошее имя Папуна! Будто огонь кто-то буркой накрыл. А только, батоно, с чертом тоже осторожным надо быть.
– Почему? – Автандил покосился на Дареджан, она незаметно крестилась.
– Любит с людьми шутить. – И снова подумал: «Как можно доверять? Проверить надо». – И еще – далеко живут, не достанешь. Когда бог с неба бросал, на самое дно упали, только некоторые за деревья зацепились. – Варам пристально вгляделся в Димитрия и медленно продолжал: – В лес упали – зелеными стали; некоторые в болото упали – серыми стали; у некоторых носы вытянулись; некоторые коричневый цвет любят… Только характер общий имеют – любят с людьми шутить.
– Э, Варам, вижу – ты ничего не знаешь: те, которые за деревья или за воду зацепились, в людей превращены, рядом с тобою живут.
– Как можно рядом, ведь бог хвосты и копыта им дал, чтобы соседи разницу видели.
– Ты сам говорил, что любят с людьми шутить. Вот упрятали хвосты в серые шарвари, а копыта в коричневых цагах держат. А настоящих людей на самом дне в ил втоптали, там и живут.
– Шутишь, батоно Папуна, если бы я чертом был, первым бы делом князей… – Старик осекся и подозрительно оглядел всех: «Неужели правда, к чертям я попал? Проверить надо». И торжественно произнес: – Бог каждому свое место определил…
«Барсы», разгадав мысли старика, совсем повеселели.
– Вот ты, старик, сейчас князей вспомнил. Знай, все князья черти, потому народ душат. Или твой князь добрый?
– Ты лучше другое, батоно Папуна, скажи. Если на земле только черти живут, тогда почему скучаем?
Автандил от удовольствия даже хлопнул ладонью по колену. «Барсы» уже не скрывали своего расположения к пришельцу. Саакадзе все пристальнее вглядывался в старика, за шутливым разговором, очевидно, таящего нечто важное.
– Скучаем, барам по своей вине. Каждый хочет для себя все без остатка забрать, а сосед пусть хоть голый ходит.
– Не то, батоно, говоришь, – Варам пристально оглядел Саакадзе. – Все знают – Георгий Саакадзе большой человек, о народе думает; а по-твоему, он главный черт?
– Э, Варам, конечно черт, потому и дерется то тут, то там, то за то, то за это.
– Напрасно, батоно, такое говоришь. Если черт, почему за народ с князьями дерется?
– А ты как думаешь – почему?
– Я хорошо знаю – почему; жаль, многие грузины не знают.
– Э-э, дед! – воскликнул Автандил. – «Барса» барсом называли, а шакал разорил весь свет.
– А почему, Варам, – насмешливо спросил Саакадзе, – у тебя одна нога толще другой?
– Откуда? – старик слегка растерялся, но быстро заговорил: – Больная нога, упал на острый камень, а время ехать.
Моя Кетеван мазь из травы приготовила… залах тяжелый, пять платков вокруг замотал. Такое было: подъехал мой конь к караван-сараю, почти у ворот Эрзурума. Я радуюсь – хорошо отдохну. Только заметил, может, турок, может, курд на меня уставился, потом ближе подсел; я притворился, что не замечаю. Давлюсь чорбой, потом кебаб глотаю. Такая богатая еда раздразнила курда или турка, ближе двигается, мой хурджини тоже без внимания не оставил. Тогда я на дальнюю тахту пересел, он тоже. Тогда я шарвари закатал и один платок развязал, он сидит; тогда я другой платок развязал, – он поморщился и немного отполз; тогда я третий платок развязал, он охнул, вскочил и убежал.