Великий Моурави

обрывая разговор, Хорешани поспешно вышла.

"Как странно, - подумала Хорешани, - ни разу не упоминал Георгий о

погибшем сыне, ни разу не выдал своих страданий!" - Она порывисто отдернула

прозрачный малиновый занавес, распахнула настежь окна своей комнаты.

Вдали дымчатыми клубами по изломам гор скользили облака. На узкой

улочке молодой амкар в чем-то убеждал уста-баши, а тот в раздумье покручивал

седой ус. Плеснуло голубым шелком знамя: барс, потрясающий копьем. Задорно

шагали метехские копейщики, подпрыгивали на цаги золотые кисти, на поясах

сверкали ханджалы, отнятые у шах-севани в Марткобской битве. Саакадзевцы!

Хорешани тепло улыбнулась.

Через мост, где раньше, позвякивая колокольчиками, тянулись караваны с

чужеземными товарами и на белых верблюдах восседали купцы, сейчас медленно

ползли арбы с зеленью, птицей в клетках, дровами из окрестных деревень.

Словно после тяжелого сна пробуждался Тбилиси. Уже кое-где красят

балконы синей и оранжевой краской, вытряхивают паласы, чинят медные тазы,

рукомойники. На плоских крышах женщины рассевшись вокруг чаш, перебирают

рис.

Внезапно взвизгнули дудуки - трое кутил в черных чохах, с весенними

цветами на остроконечных папахах задорно прославляли солнце и вино. Теперь

бездельникам не надо искать предлога: решили год праздновать победу.

Хорешани перевела взгляд на другой берег Куры. Там над Метехским замком

реет знамя, врученное католикосом Георгию Саакадзе, которое он грозно пронес

сквозь огонь битв по картлийской и кахетинской землям. Начальник Метехского

замка, ее отец, сам водрузил эту святыню на башне Багратидов.

Отец! Неужели не прибудет? С тех пор как повенчалась она с Дато,

разгневанный князь отказался ее видеть. Но она знала, отец сильно горюет.

Из-за козней Церетели и Андукапара он остался одиноким. Вся фамилия Газнели

истреблена якобы за свою приверженность к Саакадзе. Но всем известно:

Моурави тут ни при чем, разбойники хотели присвоить богатые владения, и

только чудом отцу удалось спастись. Озадаченные князья решили: Газнели -

колдун. Пресвятая дева! Неужели первенец единственной дочери не размягчит

сердце упрямого деда? Надеялась, обрадуется князь, поспешит к внуку... имя

просила выбрать, но старик неумолим, прислал подарки и мамку, вынянчившую

ее, Хорешани, приказав старухе охранять внука больше своей души, в сам - не

отказывается и не приходит. Доколе ждать? Русудан, кажется, с Трифилием

говорила. Русудан! Не радуется она возвышению Георгия, опасается князей,

хотя они после Марткоби совсем пригнулись. Пригнулись, говорит Русудан, а

из-под век искры летят... Все меняется. Вот церковь - раньше проклинала, а

теперь каждое воскресенье служит молебны о здравии Великого Моурави. Народ

ликует: новое время - время Георгия Саакадзе, время освежающего дождя.

Азнауры спешат союз укрепить, амкары гордятся, уверяют, что всегда были

верны Моурави, а сами только и мечтают разбогатеть... А неутомимые "барсы"?

Как опьяненные носятся они по Картли, грозят все княжеские рогатки

переломать на дорогах. Пануш и Матарс говорят: доски нужны для починки

мостов.

"Барсы" от удачи совсем потеряли головы. И лишь Ростом и Элизбар в

полной мере изведали поражение, поняв, что легче разрубить гору, украшающую

край долины, чем комара, отравляющего тысячи тысяч жизней.

И все от щедрот царей! Кто просил Баграта Пятого наградить маленькое

село Лихи большим сигелем на право впадения речной рогаткой? И вот

благородные "барсы" вынуждены отступить перед натиском скаредности и

алчности.

Не успели они, Ростом и Элизбар, осадить коней на церковной площади,

как лиховцы вмиг заполнили ее, настороженно и воинственно поглядывая на

азнауров. "Барсы" хотели было поговорить раньше со священником, но не могли

нигде его обнаружить. Какой-то пожилой лиховец, нагло прищурив водянистые

глаза, охал: "Уехал священник, только не заметил - на белом жеребце или на

пегой кобыле. А куда - не сказал: может, туда, а может, сюда. Только если

его нет там, то нет и тут". "Барсы" поняли: спрятался. А гзири и нацвали

хмуро заявили: "Пусть азнауры народу скажут, зачем пожаловали".

Но, едва выслушав Ростома, лиховцы разразились такими неистовыми

криками, что, казалось, вот-вот обнажат кинжалы. Лишь холодное молчание

"барсов" несколько умерило пыл разошедшихся владетелей рогатки на Куре. Один

из старейших, опираясь на суковатую палку, просил объяснить, почему их хотят

лишить законного заработка: "Вода от воды свободна, а не от бога".

Ростом долго разъяснял, какой вред торговле от рогаток на дорогах и

реках: "Тут черта вспомнить к месту, рогатки от рогатого". Насмешливые

улыбки роились.

- Э-эй, люди! - стоя на коне, увещал Элизбар. - Блеск монет не блеск

солнца. Корысть к счастью не приводит. Откажитесь от недостойных действий, и

справедливость окажет вам помощь.

- Гоните рогатого, - вторил Ростом, - получите льготы.

- А князья уже отказались от рогатого? - ехидно спросил кто-то.