Великий Мусорщик

— Затрудняюсь ответить однозначно, господин Министр. — Гарбек постарался придать своему лицу глубокомысленное выражение. — В подобных случаях маньяки, за исключением определенного пункта, связанного с их манией, ведут себя как люди… э… вполне нормальные.

— Проводите меня к нему, — сказал Гельбиш.

Гарбек распахнул двери кабинета и, пропустив Гельбиша вперед, повел его по коридору к палате X.

— Хотите взглянуть? — спросил Гарбек, приподняв щиток над смотровым глазком в двери.

Гальбиш нагнулся и заглянул в палату. Пациент делал утреннюю гимнастику. Ему не нужно было видеть его лица — он узнал Диктатора сразу. Когда же больной повернулся к нему лицом, последние сомнения исчезли. Перед ним был Лей Кандар.

Гельбиш выпрямился. С минуту постояв в глубоком раздумье, он обернулся к Гарбеку, и тому вдруг показалось, что в глазах Министра Порядка блеснули слезы.

— Откройте! — приказал Гельбиш.

Гарбек отодвинул массивную задвижку, и дверь в палату отворилась.

Кандар оглянулся и увидел своего верного друга и ученика. Тяжелая квадратная фигура Гельбиша неподвижно застыла на пороге. Диктатор и его Третье Плечо молча смотрели друг на друга.

— Оставьте нас одних, — велел Гельбиш Гарбеку и шагнул в палату.

Гарбек прикрыл за ним дверь. Войдя к себе в кабинет, он повернул ключ в замке и, поборов леденящий душу страх, подошел к селектору и нажал кнопку с литерой X.

— …И так внезапно покинули резиденцию, — с почтительной укоризной произнес голос Гельбиша.

— Я не мог поступить иначе, Фан.

Гарбек услышал легкое поскрипывание пружин — Кандар, по-видимому, присел на кровать.

— Ваше исчезновение, признаюсь, потрясло меня. — Это был опять голос Гельбиша. — Всей своей жизнью, верностью вашим идеям и вам лично я не заслужил такого недоверия.

— Да. Да… это так… Но я должен был явиться без охраны… Иначе я бы не увидел Марию… Таково было условие…

— Я так и предполагал. Вы видели ее? — спросил Фан.

— Нет… — чуть слышно отозвался Кандар.

— Мой вертолет в вашем распоряжении, Учитель, — сказал наконец Гельбиш после долгой паузы.

— Да, да… — рассеянно пробормотал Кандар. — Да, конечно… Кому-нибудь известно о том, что я… что меня нет в резиденции?

— Только мне и Гуне.

— Это хорошо… Да, да… очень хорошо, — все так же рассеянно, явно думая о чем-то другом, проговорил Кандар. Неожиданно раздался его смех. — Признайся, Фан, ты никак не ожидал, что я окажусь в сумасшедшем доме?!

— Ваш безрассудный поступок, Учитель, мог закончиться и более трагично, — ответил Гельбиш.

Гарбек незримо присутствовал при разговоре двух могущественнейших людей Лакуны, не подозревавших, что их подслушивают. От сознания преступности своего поведения на лбу у него выступил пот. Он не имел права включать подслушивающее устройство, предназначенное для чисто медицинских целей. Он протянул руку, чтобы выключить аппарат, но любопытство оказалось сильней страха.

Вновь послышался скрип пружин, а затем легкие шаги. Очевидно, Кандар встал с койки и некоторое время прохаживался по комнате.

— Скажи, Фан, — снова услышал Гарбек голос Кандара. — Как по-твоему, ради чего мы совершили Революцию?

— Вы спрашиваете об этом меня, Учитель? — с недоумением отвечал Гельбиш.

— Да. Я спрашиваю тебя. Ради чего мы совершили Революцию? — повторил свой вопрос Кандар.

Гарбеку показалось, что он видит, как Диктатор подходит к Министру Порядка вплотную и испытующе вглядывается в его лицо.

— Революция Девятнадцатого Января свершилась для того, чтобы жизнь граждан Лакуны стала достойной и гигиеничной и чтобы народ Лакуны пришел к счастью и благоденствию.

Гарбек невольно усмехнулся: всемогущий Министр Порядка отвечал теми же заученными словами, какими отвечают на этот вопрос дети из организации “Сана”.

— И чего же мы достигли за эти двадцать семь лет? — неожиданно резко спросил Кандар.

Снова наступило молчание. По-видимому, Гельбиш растерялся, потому что так и не ответил на вопрос Диктатора.

— Вертолет ждет нас, Учитель, — сказал он после паузы.

— Ты не ответил мне, Фан!

— Ваши идеи, воплощенные в жизнь, сделали Лакуну единственным островком подлинной чистоты и благополучия в океане насилия и разврата, охвативших весь мир.

— Насилия? — переспросил Кандар. — Я видел, как твои люди расправлялись с этими несчастными — там, в Вэлловом урочище!

— Вы… были… там?!

— Благополучие? — не слушая его, продолжал Кандар. — Я провел сутки в санитарно-исправительном лагере, Фан! Чем они отличаются от гитлеровских концлагерей?

Наступило долгое молчание. Гарбек слышал, как бьется его сердце. Наконец Гельбиш заговорил:

— Неужели, Учитель, вы полагаете, что великая идея может победить неверие и сопротивление сама собой? Для того чтобы идея стала реальностью, необходимо то, что вы называете насилием. — Голос Гельбиша звучал сухо и жестко. — Все эти годы я брал на себя всю черную, неблагодарную работу, без которой ваши идеи остались бы только прекрасными мечтами. Откажитесь от лагерей — и страну охватит анархия, грязные суеверия… все то, что вы так ненавидите!