— Да… Я думал об этом. Думал… Но почему, скажи мне, почему после почти трех десятилетий Нового Режима древние, дикие, давно угасшие суеверия, такие как вера в этого Вэлла, вернулись и расцвели пышным цветом? Ты не задумывался над этим?
Гельбиш молчал.
— Я скажу тебе почему, — подавленно произнес Кандар. — Это мы… Мы всей своей деятельностью возродили в людях это суеверие, оживили давно уже мертвого дьявола!
— Мы? — чуть ли не крикнул Гельбиш.
— Да, мы! Это протест, Фан. Протест против нашего Режима, против насильственного, принудительного регламентирования всей жизни, — с горечью сказал Кандар. — Я… мы потерпели поражение, Фан…
Гарбек слушал откровения Кандара со страхом и изумлением. Диктатор оказался совсем не таким сумасшедшим, как ему представлялось. Он подумал, что не следует слушать дальше. Он снова потянулся к кнопке и все же не нажал ее.
— Учитель, я хорошо понимаю ваше состояние, — отвечал Гельбиш. — Вы столько пережили за эти дни… Но то, что вы сейчас сказали, это… это… Я этого не слышал! Вы вернетесь в резиденцию, отдохнете и поймете, насколько вы неправы в своих… я бы сказал, опрометчивых суждениях. Тем более что спокойствию Лакуны угрожают ее давние враги. В страну вернулся Кун.
— Кун?! Никакого Куна нет! — засмеялся Кандар.
— У меня есть свидетели, видевшие его на пути в Гарзан! — воскликнул Гельбиш.
— Ерунда! Это я — Кун! Какой-то болван принял меня за моего братца! — Кандар снова рассмеялся.
Гельбиш молчал — очевидно, он по-настоящему растерялся.
Такое обилие государственных тайн и чересчур откровенных высказываний Диктатора показалось Гарбеку обременительным. Есть вещи, которых лучше не знать. И вдруг его охватил страх: а если Гельбиш знает, что все палаты прослушиваются?! Одного подозрения, что он мог слышать их разговор, достаточно, чтобы… Гарбек быстро выключил аппарат и отпер дверь. Некоторое время он стоял, прислонившись к притолоке, с трудом сдерживая дрожь. Послышались шаги. Гарбек бросился к окну, стараясь придать себе самый непринужденный вид. За окном, на песочной дорожке, стояла машина Гельбиша, и два дюжих саквалара прохаживались вокруг нее.
В кабинет вошел Гельбиш. Он тяжело опустился в кресло для пациентов и пристально поглядел на Гарбека.
— Я испытываю неловкость, Господин Министр, что обеспокоил вас, — нерешительно произнес Гарбек, но Гельбиш прервал его:
— Вы поступили правильно, доктор Гарбек. Человек этот, конечно, не Лей Кандар. Однако сходство столь велико, что при известных обстоятельствах может стать опасным. Особенно опасным, если он окажется… на свободе.
— Да… да… я в этом… не сомневался, — с трудом выдавил из себя Гарбек, с отвращением понимая, куда клонит Гельбиш.
— Пока он останется здесь, — сказал Гельбиш. — Завтра за ним приедут. А пока никто не должен вступать с ним в контакт. Вы меня поняли?
— Понял, господин Министр Порядка…
— Что касается вас… — Гельбиш сделал паузу, и у Гарбека упало сердце. — Вы награждаетесь орденом Сана высшей степени и Золотой медалью Кандара.
Сердце Гарбека вернулось на место. Золотая медаль с изображением профиля Диктатора в лавровом венке выдавалась за самые высокие заслуги.
Гельбиш встал и протянул руку, которую Гарбек пожал с подчеркнутой признательностью.
— Негодяй, — прошептал Гарбек, когда Министр Порядка сел в машину и выехал за ворота клиники.
И тут же оглянулся — не услышал ли кто-нибудь. Никто его не слышал.