Великий Мусорщик

— Врешь, Фан! — строго сказал Кандар. — Власть — единственное, что тебе по-настоящему нужно! Еще с тех пор, когда ты был культуристом и наращивал мускулы. Да и при мне… Кто обладал не номинальной, а подлинной властью? Не ты ли?

Гельбиш неожиданно кивнул в знак согласия. И тут же отрицательно покачал головой.

— Я любил вас, Учитель, — забормотал он. — Всегда любил. И сейчас… люблю… предан вам и вашим идеям… до…

— До последней капли моей крови, — сказал Кандар.

Гельбиш резким движением распахнул ящик и взял револьвер. Кандар только ухмыльнулся.

— Скажи, Фан, а что потом? — спросил он тихо, уже безо всякой насмешки.

— О чем вы, Учитель?

— Что будет с Лакуной? Когда ты станешь ее… хозяином? Куда ты поведешь ее?

— По пути, начертанному вами! — ответил Гельбиш, перезаряжая револьвер.

— Нет, Фан. Мой путь кончается тупиком. Если ты еще не понял, то скоро поймешь. Чтобы вести народ, надо дать ему цель. Я знаю, какую цель ты ему дашь. Ты засадишь в санлаги всех, кто только посмеет противоречить твоей цели, всех, кто мог бы посметь… противоречить…

— Моя цель? — нахмурился Гельбиш. — Вы знаете мою цель?

— У тебя одна цель — власть! Ты ее получил. Но ты не удовлетворишься властью над крохотной Лакуной. Ты захочешь большей власти! И ты научишь людей считать себя выше других, научишь презирать других. Ты призовешь их заставить этих — других — стать такими же, как они, силой! Ты превратишь народ Лакуны в свое послушное орудие в борьбе за Большую Власть!

Гельбиш поднял револьвер.

— Но ты не Наполеон, Гельбиш! Не Александр Македонский! А Лакуна всего лишь маленькая Лакуна. Несчастная, богом обиженная страна.

— Замолчи! — крикнул Гельбиш.

Он выстрелил. Два раза. Выстрелил точно в сердце. Но Кандар не упал. Он стоял и смеялся.

— Ты погиб, Гельбиш! Во Дворец Нации ворвалась толпа и, смяв караул, вскрыла гроб! — Последние слова Кандар произнес хриплым голосом Маркута.

Гельбиш очнулся и открыл глаза. Перед ним стоял Маркут.

— Что ты сказал?!

— Во Дворец ворвалась толпа и вскрыла гроб Диктатора. — Лицо Маркута было белым как полотно. — С ними… Вэлл, — прошептал он чуть слышно.

— Что?! Вэлл?!

— Да… Вэлл…

Глава тридцать третья

Большинство контрабандистов, промышлявших вдоль южной границы, проживали в горных деревушках близ Гарзана и в обычное время вели жизнь примерных граждан. Старик Бурт, не склонный подчиняться Гигиеническому Уставу и прочим установлениям Нового Режима и, как утверждали его друзья, не желая расставаться со своей когда-то ярко-рыжей бородой, вел жизнь почти отшельническую. Он устроил себе жилище в труднодоступном уголке, на северном склоне Гонша, в пещере, обнаруженной им под небольшим водопадом.

Старик — впрочем, в те времена он был не так уж стар — соорудил наверху небольшую плотину и нечто вроде шлюза, с тем чтобы иметь возможность отводить водопад и таким образом открывать и закрывать вход в пещеру.

Здесь он не только жил, но и держал переправленную через границу контрабанду. В куче вещей, сваленных в углу, можно было обнаружить и ящик с джином, и бутылки виски, и блоки американских сигарет, и транзисторные приемники, и еще множество не дозволенных к употреблению предметов.

Невысокий, коренастый, заросший до самых глаз рыжей с обильной проседью бородой, с неправдоподобно густыми бровями, из-под которых выглядывали острые, внимательные глазки, в мохнатом козьем жилете, он казался Марии каким-то лесным чудищем.

В первое мгновение, увидев его, она вскрикнула от испуга, но вскоре прониклась к нему полным доверием, привыкнув к его устрашающему облику.

Оказавшись в столь романтическом и необыкновенно красивом месте, Мария вдруг воспылала горячей любовью к своей родине и, расплакавшись, заявила, что ее сердце не выдержит разлуки с Лакуной. Но тут же испугалась, что Ален оставит ее, и объявила, что во всяком случае не перешагнет границы, не попрощавшись с отцом.

И вот отец стоял перед ней. Небритый, в каком-то пегом костюме, взятом из гардероба Гарбека, он показался ей таким жалким, что она с трудом удержала слезы.

Кандар слабо улыбнулся и обнял ее.

— Отец, — прошептала она, — прости меня…

За шумом водопада Кандар не расслышал ее слова. Скорее догадался по ее лицу, что она просит прощения.

— Да, да… — проговорил он все с той же слабой улыбкой. — Все хорошо… хорошо…

— Вам надо отдохнуть, дорогой Диктатор, — сказал Ален.

— Диктатор… — с усмешкой повторил Кандар. — Да, да… отдохнуть, если можно.

Мария повела отца в жилище Бурта. Возле костра он заметил рослого саквалара, мирно обсуждавшего что-то с бородачом в грязном меховом жилете, по-видимому, с тем самым контрабандистом, о котором говорил по дороге Ален. Конечно, саквалар, дружески болтающий с закоренелым контрабандистом, — зрелище необычное, но за эти дни Кандару довелось быть свидетелем стольких событий, гораздо более впечатляющих, что он перестал чему-либо удивляться.