Великий Наполеон

«…Дарю продолжал возражать, потому что эта аргументация Наполеона (которой император явно стремился убедить самого себя) нисколько его не успокоила. Дарю обратил внимание Наполеона на то, что до сих пор «война была для его величества игрой, в которой его величество всегда выигрывал». Но теперь от дезертирства, от болезней, от голодовки Великая Армия уже уменьшилась на одну треть. «Если уже сейчас тут, в Витебске, не хватает припасов, то что же будет дальше?» – говорил Дарю. Фуражировки не удаются: «Офицеры, которых посылают за припасами, не возвращаются, а если и возвращаются, то с пустыми руками». Еще на гвардию хватает мяса и муки, но на остальную армию не хватает, и в войсках ропот. Есть у Великой Армии и громадный обоз, и гурты быков, и походные госпитали, но все это остается далеко позади, отстает, решительно не имея возможности угнаться за армией. И больные и раненые остаются без лекарств, без ухода. Нужно остановиться. Теперь, после Витебска, уже начинается коренная Россия, где население будет встречать завоевателя еще более враждебно: «Это – почти дикие народы, не имеющие собственности, не имеющие потребностей. Что у них можно отнять? Чем их можно соблазнить? Единственное их благо – это их жизнь, и они ее унесут в бесконечные пространства…»

Собеседники друг друга не убедили. Но Наполеон колебался. Основная масса армии не двигалась вперед, но 10 августа было получено сообщение о том, что генерал Себастиани имел стычку с русской кавалерией – успешная атака казаков Платова у Инкова нанесла ему некоторый ущерб, но казаки немедленно отступили, и серьезного боя не произошло. Соприкосновение кавалерийских «завес» показало, что русская армия где-то неподалеку и, по-видимому, намерена защищать Смоленск. Появилась надежда настичь наконец отступающего Барклая, и 12 августа первые части Великой Армии выступили из Витебска. Сражение при Смоленске действительно состоялось, русские дрались отчаянно, но не остались на позициях, а снова отошли на восток.

Наполеон решил, что события следует форсировать.

III

Среди немногих пленных, захваченных в результате сражения под Смоленском и последовавших затем стычек с арьергардом отступающей русской армии, был и генерал Тучков-третий – однофамильцев в армии в те времена во избежание путаницы нумеровали. Наполеон пожелал его видеть, сообщил ему, что войны хотели русские, а не он, и спросил, не родственник ли ему другой генерал Тучков, командир 3-го корпуса русской армии. Тучков ответил, что это его родной брат. Тогда Наполеон спросил, не может ли его пленник написать письмо императору Александру, – и получил отрицательный ответ. Дальше у Наполеона с Тучковым-третьим произошел следующий разговор:

«…– Но можете же вы писать вашему брату? – Брату могу, государь. – Известите его, что вы меня видели и я поручил вам написать ему, что он сделает мне большое удовольствие, если доведет до сведения императора Александра сам, или через великого князя, или через главнокомандующего, что я ничего так не хочу, как заключить мир. Довольно мы уже сожгли пороха и пролили крови. Надо же когда-нибудь кончить…» [2].

Ну Наполеон оставался Наполеоном, и к своему миролюбивому обращению к Александру он прибавил и угрозу: