Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Нет-нет, никаких исторических аналогий. В 20-е и 30-е годы советские идеологи пользовались «левизной» сочувствующих европейцев и американцев и завлекали их коммунистической идеей, нынче же у их наследников, напротив, в ходу «правый» консерватизм. Тогда шла речь об экономическом загнивании Запада, нынче – о духовном. Прежде был расчет на рабочих, на бедноту, теперь – на тех, кого «достали» «пресмыкательство перед меньшинствами», политкорректность в офисах и толерантность в школах. Тогда жалели американских чернокожих, а теперь – белых, которых «линчуют негры» (так, во всяком случае, было сказано на одном из государственных телеканалов в сюжете о гибели сотрудницы охраны Конгресса во время беспорядков после американских выборов-2020). Россия, как нас учат новые идеологи, становится последним пристанищем нормального человека. «Нормального» – это такого, кто не согласен с «тоталитарным либеральным фашизмом». Согласитесь, просто на глаза лезет сходство с тем, о чем говорилось на предыдущих страницах.

Вернемся, однако, к временам давно минувшим. Разумеется, глупо объяснять любовь западных интеллектуалов к Советскому Союзу исключительно пропагандой, ее эффективностью. Это из сегодняшнего дня все выглядит не столь радужно, тогда же все было внове, а новое легко обманывает, ослепляет. Те же, кто не были слепы, сами закрывали глаза, им не хотелось подвергать это новое сомнению, порочить хорошее дело. Хотелось, напротив, оправдывать насилие, которое сопровождало строительство нового мира – оно, мол, относится лишь к «эксплуататорским классам». То есть к тем, чьим наглым поведением они возмущались у себя на родине, их, мол, не надо жалеть – ничего не поделаешь, в угнетенном народе накопилась ненависть, его можно понять, такова цена революции, любой, не только русской, но и английской, французской, американской.

«…Господи! Почему, если человеку не нравится общество, в котором он живет и все пороки которого хорошо знает, то непременно надо воображать общество иное, на иных принципах построенное, каким-то раем, идиллией, скопищем добродетелей?» Эти слова из очерка Наталии Ильиной «Путешествие по Италии со старым другом» – относятся к ее диалогам 60-х годов с другом юности, французским инженером, умным и достойным человеком.

Вот он «выразил радость по поводу того, что в России не осталось ни единого подвального жителя. …Ему, оказывается, кто-то из знакомых сообщил, что в СССР никто уже не живет в подвалах. Я заметила, что этот знакомый явно склонен к преувеличениям: вряд ли уж так-таки и никто! Добавила, что насчет подвалов статистических данных у меня не имеется, но вот коммунальные квартиры у нас, к сожалению, еще существуют. Меня мгновенно перебили: – Но их уже почти нет! …Нет, откуда этот человек, изредка к нам наезжающий, постоялец отелей «Берлин» и «Астория», все знает про наши дела? …Спокойно! Не обращать внимания, не возражать, не спорить… О чем он, однако?

О русском народе. О том, что этому народу, с его мягкостью и добросердечием, нужна именно жесткая власть. Понятно. Сейчас он коснется Ивана Грозного, затем Петра I, затем… Так и есть. Коснулся всех трех. Да что он знает о русском народе, где он его видел? Да что он понимает в нашей жизни? А главное – и не хочет понимать! Вцепился в свои иллюзии, ни с единой не желает расстаться, ему так легче, спокойнее, удобнее, приятнее».

Оказавшись в Советском Союзе, сочувствовавший ему иностранец вырабатывал особый способ аргументации, оправдывая то, что обычному уму казалось неприемлемым. Даже когда им становилось известно о Советском Союзе нечто ужасное, они винили в том не строй, а человеческую природу, всюду одинаковую. В 1923 году Исаак Дон-Левин, очевидец Октябрьской революции, посетил Россию вновь и вывез на Запад письма нескольких сот заключенных Соловецкого концлагеря о расстрелах и истязаниях. Рукопись своей книги он послал духовным лидерам западного мира, большинство из которых на нее никак не отозвались. «Я не буду писать предисловия, о котором Вы просите… – написал ему Ромен Роллан. – Я обвиняю не систему, а человека».

А люди там, в стране большевиков – с точки зрения западного наблюдателя, совсем-совсем другие. Поэтому либералы и находили возможным оправдывать репрессии, которые они непременно осудили бы в собственном государстве – дескать, в отсталой стране они в общем-то допустимы. «Азиатской природой русских» объяснял все это Уильям Генри Чемберлин, американский журналист, работавший в Советской России с 1922 по 1934 год. Люк Дюртен – французский писатель, чьи книги переводились на русский язык в 20-е годы, полагал, что «Россия отделена от других цивилизаций странной пропастью своих границ», и русские идут своим путем, как китайцы. Думаю, тут проявился, по выражению Натана Эйдельмана, «определенный тип западного просвещенного сознания, склонного стараться рассмотреть любую цивилизацию (пусть неприемлемую для Запада) как естественную».