Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

После возвращения из СССР в 1934 году Виткин создал фирму по производству строительных блоков для жилых домов, дела пошли хорошо. Женился, правда, неудачно, женат был недолго, детей не было. Все свободное время он тратил на книгу, которую закончил в марте 1938 года. Через Лайонса стал предлагать ее издателям, но никто издавать не захотел – в те годы западные интеллектуалы отвергали любую критику Сталина как «реакционную пропаганду». А это была никакая не пропаганда, а честный рассказ о столкновении мечты с реальностью, о том, как рушатся надежды и навсегда гасят в человеке огонь.

По словам Лайонса, «в последние несколько лет Зара не был тем же Виткиным», его дух был сломлен. Скончался Зара в Лос-Анджелесе 16 июня 1940 года после мучительной болезни. Он так и не узнал о дальнейшей судьбе Эммы и ее замужестве.

На имя инженера Зары Виткина в конце 60-х годов наткнулся профессор экономики из Стэнфорда Энтони Саттон (1925–2002). Он изучал в Национальном архиве в Вашингтоне отчеты американских инженеров, работавших в СССР в довоенное время. Зачем ему это было надо? Для подтверждения его теории, что Запад (на свою голову) сыграл ключевую роль в сталинской индустриализации. Одна из его книг так и называется – «Национальное самоубийство: военная помощь Советскому Союзу». Саттон полагал, что «в 1917–1930 годах экономическое развитие СССР фактически зависело от западной помощи в области технологии» и что такую помощь получило не менее 95 % советской промышленности. Как заметил историк Ричард Пайпс, эти выводы были неудобны многим бизнесменам и экономистам, и потому их окрестили конспирологией.

В Штатах профессор авторитетом не считается. Зато у нас книги Саттона издаются в разы большими тиражами, чем в США. Его труды в последнее время полюбили «патриоты». Им импонирует выдуманная Саттоном теория заговора американских банкиров, будто бы специально помогавших Советской России, дабы столкнуть ее с Европой – разумеется, в своих тайных интересах. Разве что тот полагал, что Запад своими руками вскормил будущего врага, а они – что Сталин воспользовался глупостью американцев и не дал себя провести. Не стану встревать в спор конспирологов между собою, скажу лишь, что вряд ли со стороны американцев тут было что-то личное – только бизнес. Скажем, Альберт Кан куда больше обогатился на проектировании советских предприятий, нежели заводов Форда.

Среди архивных материалов Саттон натолкнулся на запись беседы с Зарой Виткиным, сделанную американским дипломатом, встречавшимся с ним в посольстве США в Варшаве в 1933 году. Саттон заинтересовался судьбой Зары и связался с его родственниками, чтобы выяснить, не остались ли после него какие-нибудь записи. Да, сказали ему, была рукопись, два экземпляра, а больше нет, их сожгли после смерти Виткина в числе других ненужных бумаг. В этой связи у меня возникло предположение, что виткинские родные сделали это во времена маккартизма, так как боялись держать в доме что-то, связывающее их с Советским Союзом. Но знающие люди убедили, что даже в разгар «охоты на ведьм» до такого в Америке все же не доходило.

Видно, не случайно где-то рядом с Зарой промелькнула тень Булгакова с его знаменитым «рукописи не горят». Саттону посоветовали связаться с Юджином Лайонсом и, представьте, тот нашел в своем архиве фотокопию рукописи, которая чудом сохранилась три десятилетия. В 1967 году Лайонс передал ее Саттону. Тот, прочитав ее, остался неудовлетворенным, никакой особой роли в помощи СССР Виткин, по его мнению, не сыграл, и сдал ее в архив Института Гувера в Стэнфордском университете, где в то время работал. Вскоре по причине неполиткорректных взглядов его вынудили покинуть Стэнфорд.

Прошло еще два десятилетия, покуда рукопись, вновь забытая, пылилась в гуверовском архиве среди большой коллекции бумаг, сохранившихся от работавших в СССР американских инженеров. Весной 1988 года ее вновь извлек на свет божий мой добрый знакомый историк Майкл Гелб, в ту пору докторант Университета Беркли. Рукопись его увлекла. «Сначала я начал делать заметки, – рассказывал он мне. – Затем стал копировать полные страницы, а, в конце концов, решил скопировать всю эту чертову рукопись».

Майкл, человек увлекающийся, не мог удержаться от того, чтобы не рассказывать о ней всем встречным-поперечным. У него самого была русская жена, вывезенная им из СССР, вот почему написанная Виткиным история любви была ему близка, как никому. Жена Майкла, преподаватель языковой школы Berliz в Сан-Франциско, пересказала ее одному из своих учеников, инженеру по имени Кенни. У того, в свою очередь, в то время случился роман с русской балериной по имени Галина, гастролировавшей в Америке. Галина поделилась услышанной историей в письме к матери. Та же, как выяснилось, в детстве была знакома с Вячеславом, сыном Цесарской. Так Майкл узнал, что Эмма жива, и немедленно полетел в Москву, чтобы с ней встретиться. Если бы Майкл Гелб опоздал всего на полгода, Эмма никогда бы не узнала о последующей жизни и смерти Зары и о посвященной ей книге.