Великий океан

— Д-да... — Ипатыч оправил свою клочковатую бороду. — Такие дела. — Затем, повернувшись к Кускову, неожиданно развеселился. — Они, видишь, приехали спросить, по какому такому закону мы тут обосновались. И будто это запрещает вице-рой, а губернатор желает нам здравия... Дела!

— Для того и приехал?

— Для того.

Кусков скрипнул креслом, но не встал.

— А еще чего? Про Василия что сказал, про бумаги?

— Василия они не видели, про бумаги не знают.

Иван Александрович поднялся с кресла, снова сел. Некоторое время молчал, а потом сказал Алексею:

— На разных языках беседу не поведешь. Будто слепые щенята тыкаемся!

В его словах были огорчение и досада.

— Ты спроси, — обратился он опять к Ипатычу, — попробуй еще раз. Может, не так разобрал? А насчет поселения скажи: не на ихней земле селились и селились по повелению главного своего начальства, о том и бумагою сообщали. Ихнюю бумагу тоже отправим начальству.

— На чужое не лезем! — вставил Алексей запальчиво. — Индейцы отдали нам землю.

— Помолчи, Леша! Пшеницу тут сеять будем, зверя бить, торговлю вести... Все, чем мирные люди занимаются.

Кусков говорил медленно. В его глазах появилось сердитое выражение.

Испанцы это заметили. Капитан отвечал еще более учтиво, а Гервасио Сальварец перестал небрежно щипать подбородок и убрал вытянутые почти на середину горницы ноги.

Под конец Ипатыч перевел, что сеньор Риего просит сказать, что он только солдат и желает от своего имени и имени товарища господину Кускову удачи, что губернатор тоже выполняет лишь приказ наместника его католического величества и лично расположен к русским. Что же касается направленного в Монтерей человека, то он сам, Хуан Риего, пошлет отряд кавалерии на его розыски.

По спокойному лицу рыжеусого капитана видно было, что он говорил искренне, а к угрюмому взгляду его спутника уже привыкли.

Напряжение понемногу рассеялось, Кусков велел подать вино. Он радушно угощал испанцев, пододвигал миску с леденцами Ипатычу (старик не брал в рот спиртного), подарил гостям по две шкурки драгоценного сибирского соболя, а губернатору — бобровую шапку, просил испросить разрешение купить у миссионеров скот и зерно. Но по многим знакомым приметам Алексей, сидевший напротив за столом, видел, что Иван Александрович о чем-то упорно думает.

— Вот что, Леша, — сказал он наконец, когда лейтенант вышел на минуту из горницы, а капитан Риего, кивая головой, слушал Ипатыча. — Ему-то я верю, а дальше не знаю... И про американцев каких-то болтали, и с Василием все... Иди, готовься к походу. Возьми Луку. Завтра пойдешь искать индейцев, уступивших нам землю. Чую, бельмо мы тут кому-то на глазу... Да позови монаха. Пускай посидит с нами. Эх, хоть бы его научить говорить по-гишпански!

Правитель колонии глубоко вздохнул, повернулся к капитану Риего и молча наполнил его стакан.

Глава седьмая

Как и в первый раз, Алексей решил пробираться в глубь страны по реке Шабакай, которую они с Кусковым назвали Славянкой. Кроме Луки, Иван Александрович отрядил с помощником молодого алеута Манука, пробывшего два года в индейском плену возле залива Тринидад. Манук знал язык и обычаи главного племени и прошлым летом помогал правителю в переговорах с индейцами.

Путники прошли на байдарке до места, где когда-то встретили отряд дона Петронио, запрятали среди береговых камней лодку и, переночевав в пещере, углубились в горы. Там, по рассказам Петронио, находилось озеро, на берегах которого стояли туземные жилища. И Кускову говорили индейцы, что живут они у широкой тихой воды.

Почти все утро первого дня занял спуск в глубокую котловину. Гигантская каменная стена отвесно обрывалась вниз, кругом утесы да скалы. Не было ни леса, ни привычного шума воды, ни крика птиц. Утесы и ущелья простирались до самого горизонта — дикая каменная гряда. Лишь ниже, когда достигли половины спуска, увидели на противоположной стороне заросли горного дуба и, словно сверкающий на солнце клинок, узкую струю водопада, низвергающегося с тысячефутовой высоты. Потом снова все изменилось. Горы отошли в сторону, и прелестная долина, окаймленная зеленью рощ, с небольшой речкой посередине, открылась перед глазами.

Карабкавшийся впереди Манук даже зачмокал губами и сел верхом на выступ. Затем маленькие косые глаза его прищурились.

— Речка есть — рыба есть, — сказал он осторожно. — Может, и люди есть.

— Черт сюда понесет кого! — пробурчал Лука, ожесточенно вытаскивая ногу из расщелины и силясь удержать сползавший с плеч мешок. — Одним нам шило вставили!

Сегодня Лука с утра был расстроен. Алексей перед спуском не дал даже чарки рому.

Но молодой помощник правителя не обратил внимания на его воркотню. Он достал подзорную трубу и тщательно оглядел долину. Никаких признаков людского жилья там не было.

— Думаю, что до озера никого не встретим, — сказал он алеуту. — Места тут мало.