Великий океан

Несметные орды американских бродяг, день и ночь тянувшиеся к берегам океана, осели у самых границ Калифорнии, занимали долины и реки, жгли леса и взрывали горы, овладевали лучшими землями. Вице-король был глух и слеп, инсургенты поднимали восстания, испанцы соединялись с индейцами, чтобы пролить кровь таких же испанцев… У него самого не осталось ни семьи, ни привязанностей. Жена и дети жили в Мадриде, старый друг Аргуэлло замкнулся у себя в Сан-Франциско, маленькая Конча уединилась в суровой миссии. Бедная девочка! Русский мог сделать ее счастливой…

Высохший и еще более потемневший, с серебряной головой и такими же усами, он целые дни полулежал, опершись на подушки. В комнате с опущенными решетками горели свечи, мальчик-метис читал ему вслух книгу. А когда губернатор закрывал глаза и дремал, мальчик потихоньку играл сам с собой в карты.

За стенами президии шла та же жизнь, город оставался по-прежнему скучным и пыльным, туманы и зной так же сменяли друг друга, в соборе ежевечерне звонили Angelus, изредка приходил корабль, прибывали приказы. Но теперь они были многословнее и тревожнее. Чаще в них встречались слова: «инсургенты», «Мадрид», «Наполеон», «гверильос». Война в метрополии волновала и колонии. В последнем приказе негласно указывалось уменьшить гарнизоны пограничных президий и усилить солдатами миссии Санта-Клара и Санта-Роза. Одновременно с этим приказом прибыл на корабле и синьор Джозия Уилькок Адамс, неофициальный агент из Колумбии.

Вспоминая это имя, дон Ариллага морщился и в раздражении откидывался на подушку. Янки держался так, словно приехал к себе домой, и, как видно, не очень спешил отсюда убраться. Осматривал гавань и город, по нескольку суток пропадал в окрестностях, встречался с падре-президентом — личным врагом губернатора, собирал бродяг, рудокопов и золотоискателей. А потом, даже не спросив разрешения, в любое время являлся к больному, кашлял, плевал и, надвинув шляпу на лоб, развалившись в качалке, нудно и методично расспрашивал губернатора. Больше всего интересовался русскими, новым их заселением, посещением побережья Резановым.

Сегодня Джозия Уилькок явился под вечер. Видно было, что он прямо с дороги, красноватая пыль покрывала его сапоги, шейный платок грязен и в пятнах. Но на голом лице скопца не замечалось никаких следов усталости.

Войдя, он дал подзатыльника мальчишке-метису, вскочившему при его появлении, кивнул больному и уселся напротив него в качалку.

— Господу богу! — произнес Джозия и закашлялся.

Чтобы не выдать раздражения, Ариллага закрыл глаза. Сегодня ему было лучше, он продиктовал два письма, съел суп и лепешки, но появление американца снова подействовало угнетающе. Однако он молча наклонил голову.

Некоторое время гость раскачивался в кресле, а затем остановил качалку и, вытянув ноги, касаясь ими постели губернатора, спросил:

— Известно ли вам, достопочтенный синьор, что русские построили крепость на земле испанского короля? Вопрос первый. Известно ли вам, что там есть пушки? Вопрос второй. Известно ли также вам, что русские собирают силы, чтобы вторгнуться в Калифорнию и захватить ее в свои руки? Вопрос третий.

Джозия говорил отрывисто, будто метал в собеседника слова, и, внезапно начав, так же внезапно умолк.

Ариллага уже привык к бесцеремонным манерам янки, вмешательству его во все дела, и потому вопросы его нисколько не удивили. Он только боялся, что не сможет сдержаться. Но губернатор пересилил себя и спросил, в свою очередь, откуда у почтенного синьора такая удивительная информация. Сам он знает, что русские действительно высадились на берегу пустынной бухты за заливом Святого Франциска. Они собираются сеять там пшеницу и разводить скот и по своем прибытии сразу же прислали человека известить его об этом.

— Я не уверен, синьор Джозия, что мы, испанцы, имеем право на ту землю, — закончил он холодно. — До сих пор я знал свои границы.

Джозия из-под шляпы поглядел на изможденное лицо губернатора, на его усы и белую эспаньолку, сложил на подлокотнике руки и совершенно неожиданно изменил тон.

— Великие штаты нашей Америки, — сказал он тягуче, словно проповедуя, — зажгли факел свободы и независимости и проливают священную кровь своих граждан, чтобы освободить человека и указать Старому Свету путь…

Ариллага с брезгливостью слушал наглые и ханжеские слова шпиона Колумбийской компании. Он давно знал им цену.

Не меняя позы, Джозия Уилькок Адамс вынул из бокового кармана сюртука сложенную вчетверо бумагу и передал ее губернатору: это была «прокламация», которую бостонец обнаружил в пакете, найденном у убитого Василия. Остальные бумаги и письма Баранова и Кускова Джозия предусмотрительно сжег.

— Экцеленца губернатор знает свои границы, — заговорил он снова отрывисто и резко. — А русские их не знают. Они умнее вас, мистер Ариллага. Они действуют под видом торговой компании… Эту бумагу я нашел у убитого индейцами тайного агента Баранова. Он нес ее инсургентам.