Великий океан

Так протянулись четыре недели. К концу пятой Николка узнал от лейтенанта Подушкина, что Гагемейстер захватил из Ново-Архангельска всю переписку и книги правителя, ночи проводит за ними, ища скрытые капиталы. Он до сих пор не мог поверить, что бывший правитель не укрыл одного-двух миллионов рублей в чужеземных торговых конторах. Преданный Баранову лейтенант сообщил еще, что «Кутузов» взял курс в сторону от Гавай.

Александр Андреевич ничего не ответил негодующему, возмущенному Николке. Что мог он сделать, старый и бесправный, почти пленник? Он молча погладил взбудораженного мальчика по стриженым черным волосам, опустился на койку. В тот же день у него началась лихорадка.

«Кутузов» вошел в полосу бурь. Приближались воды Китайского моря, можно было зайти в Кантон или Макао, переждать штормовое время, но Гагемейстер торопился и вел судно прямо к Зондскому проливу. В смелости кораблевождения капитан-лейтенанту отказать было нельзя. Как только «Кутузова» подхватил тайфун, Гагемейстер оставил переписку и книги, забыл про мнимую болезнь и не покидал командирского мостика.

Тайфун трепал судно почти десять суток. Не было видно неба, дневной свет мало чем отличался от ночной тьмы. Черные валы рушились и швыряли корабль, вскидывали его, грохот и рев стали привычнее тишины. В задраенные люки пробивалась вода, билась грязно-белой пеной в стекла иллюминаторов, бешеный неутихающий ветер рвал паруса. Корабль срывался вниз, скрипя рангоутом, ложился бортом на волну, медленно приподнимался, взлетая на гребень, и снова падал в водяной провал.

Подушкин привязал Баранова к койке, несколько раз на день, цепляясь за стены, пробирался к нему в каюту, давал пить ром. Это было единственной пищей, а посещения — единственным уходом за больным правителем. Измученный морской болезнью, Николка ничего не в состоянии был сделать, а Пим расшиб голову и лежал почти без сознания в матросском кубрике. Лихорадочное состояние не покидало Баранова во все время шторма и, может быть, даже помогло его перенести. Зато истощение оказалось настолько значительным, что после бури он первые дни не мог сам подняться с койки.

Он лежал похудевший и маленький и только спрашивал, много ли еще осталось до России. Словно боялся, что не хватит сил выдержать путешествие до конца.

Обеспокоенный положением Баранова, Подушкин доложил Гагемейстеру, прося сделать остановку на одном из островов.

— Будем чиниться в Батавии, — ответил капитан-лейтенант. — По пути задерживаться не могу.

Через несколько дней вошли в Зондский пролив. «Кутузов» взял курс на Яву.

Дул легкий норд-вест, голубели небо и море, медленно приближался остров Северный, лежавший между Суматрой и Явой. Затем после полудня полностью открылся долгожданный берег. А к вечеру «Кутузов» уже был на виду у Батавии.

* * *

Старая голландская колония переживала упадок. Могущество Ост-Индской компании, распространявшееся на многие Малайские острова, было подорвано англичанами, и только столица колоний — Батавия — сохраняла видимость прежнего благополучия.

Плоский низменный берег с бесчисленными крышами домов, утонувшими в зелени пальм, европейские здания и мостовые, порт и загородные виллы, дальние горы, окаймляющие горизонт. На рейде между небольшими островками сновало множество лодок, похожих на китайские шампунки, с высокой кормой и квадратными парусами. Стояло на якоре несколько кораблей.

«Кутузов» отдал якоря в гавани перед Вельтавредом — новым городом. Сюда за последние десять лет, спасаясь от ядовитых испарений, переселились почти все европейцы и китайцы колонии, построили новые здания, каналы и площади, заложили дворец генерал-губернатора. В старом городе остались только таможни, морские склады, деревянные амбары для ссыпки кофе, замок, сооруженный голландцами сто пятьдесят лет назад.

Сразу же по прибытии в гавань Гагемейстер нанес визит губернатору, получил разрешение поставить судно в док. Тайфун потрепал корабль, снес бизань и реи на гроте, расшатал обшивку. Требовалось не меньше месяца на исправление повреждений. Гагемейстер получил разрешение и на переговоры с голландскими фирмами о продаже котиковых шкур.

Любезный прием, великолепные здания и мостовые, сотни богато одетых людей, коляски, всадники, разноцветные зонты, витрины и вывески, шум большого, почти европейского города заставили забыть о тяжелом переходе, о неприятных делах и предстоящем объяснении в Санкт-Петербурге. Гагемейстер вернулся на корабль в отличном настроении, лично навестил Баранова и распорядился перевезти правителя на берег в один из отелей Батавии.

— Вам нужно отдохнуть, — сказал он, стараясь не глядеть на бледное, осунувшееся лицо правителя, на исхудалую его шею, не прикрытую обычной косынкой. — Мы простоим здесь месяц.

— Я хочу в Россию, — ответил Баранов.