Великий поход

Однажды он робко предложил ей уйти. За «счастливой долей». Туда, где побольше людей и занятий.

— Н-е-т, — замычала Анинасья, — как я всё это брошу?

Кунару не стал уточнять, что именно так удерживало хозяйку двух с половиной коз в её глухомани и что она не решалась здесь бросить. Анинасья должна была сдаться. Со временем. И она сдалась.

Пара, узнав о предстоящем путешествии, забегал по двору, размахивая руками и пуча глаза. Дети равнодушно смотрели на сумасшедшего, не находя для себя ничего привлекательного в планах матери. Они привыкли к своей дикой свободе, и её утрата, обязанность смиренно плестись за странствующим скарбом не могли сулить им привычной отлучённости от всего в мире. От всех забот и возней.

Любая обязанность утомляет бездельников. Даже если она и не требует от них никаких усилий. Но Анинасья решилась, переборов смущение души простором. Она даже созрела до того, что стала считать идею переселения собственной и лишь прозвучавшей в чужих устах. Анинасья уже прониклась шальными мыслями о другой жизни, уверовав, что она есть. А раз другая жизнь переплеталась с простором, то, стало быть, эта, худая и безрадостная, — с насиженными местами.

Через день пути переселенцы повстречали колесницу. Индра заметил идущих, но останавливаться не стал. Они проводили его взглядом и, не сговариваясь, как-то само собой, повернули вслед. По пробитой в траве колее.

Уже смеркалось, когда усмирённые простором глаза Индры оглядели с равнины горстку чахлых деревьев. Воин решил остановиться на ночлег.

Он распряг колесницу, памятуя о недавней беде, коней поить не стал, а поразмыслив, не стал и выпасать. До времени. Чтобы уж наверняка не уморить. Воин привязал их к дереву и занял себя наломом сушины. Под костёр.

Веток было мало, и костру не грозила долгая жизнь. Индра лежал на мягком повале своих нехитрых дорожных пожитков, составлявших во всех переходах и постель, и дом его, и неторопливо управлялся с сытным ломтём копчины. Чуть схваченным продымлённой, одеревенелой коркой, которую надламывали зубы, чтобы заблудиться в глубокой, подвявшей мякоти. Потерявшей сок, но затомлённой дымучим, кисловатым настоем крепкого пропёка.

Щенок рядом сосал молоко из бурдюка, толкая мордой доилку. Если бы не разлёт далей, дразнящих душу своей глубиной и прохладой, можно было бы назвать эту вечернюю тихомань, в которой заблудился воин, покоем.

Занервничали кони. Индра неторопливо встал и осмотрелся. Со стороны отъезда на огонь брели люди. Те, кого он миновал в поле. Их шаг был тяжёл и валок. Как поступь обречённых, идущих к последней цели. Люди остановились поодаль, наблюдая за неподвижным силуэтом воина. Силуэтом человека и копья, слитыми одной тенью.

Индра не выражал особого дружелюбия, но и гнать странников не стал.

Один из них услужливо предложил козьего сыра. К вечерней трапезе воина. Запах, доносившийся из меховой распаковки, заставил кшатрия пожалеть о своём на то согласии. Индра напрочь отказался принять вонючее подношение. Он оставил после себя недоглоданное мясо и наблюдал, как из-за него подрались дети.

Тучная женщина, переведя дух, плюхнулась на землю возле огня.

Индра решил продолжить путь. В конце концов, ночь тоже — пора благодатная. Для души и для дороги. Однако в этот момент откуда-то выплеснуло услужливого человека. Перед самым носом Индры. Усталость не лишила оборванца любопытства.

— Поистине велик был тот, кто придумал такую повозку, — сказал навязчивый дружелюб. Заискивающе поглядывая на воина. Должно быть, ему хотелось поговорить.

Индра промолчал. Сумерки мешали Кунаре разглядеть все достоинства колесницы. А спрашивать о ней он не решался.

— Давно вы в пути? — спросил Индра. Без интереса. Просто пожалев маленького услужливого человека.

Тот, услышав обращённый к нему вопрос, задохнулся от нахлынувшего счастья:

— Пятый день. Всё идём и идём. Воду допили. Если бы сегодня не нашли источник, было бы худо.

Он всё время норовил снизу посмотреть на Индру. Как-то по-особому, услужливо вывернув голову.

— И куда идёте?

— Куда идём? В город идём. А может быть, ещё куда. Вот, решились пойти.

— Решились, значит?

— Трудное решение. Но пребывая в полном отчаянии, выбрали путь, — он осторожно потрогал колесо. — Какая славная вещь! Какая надёжная вещь! Ею можно спрятать себя от дороги.

Индра с любопытством посмотрел на Кунару. Тот попытался отыскать взаимопонимание. Взглядом. Вывернув голову. У маленького человека были совершенно бесцветные и совершенно круглые глаза. Правда, очень маленькие. Как у слепого.

— Зачем же выходить в путь, если от него прячешься? — глупо спросил Индра.

— Чтобы сохраниться, нужно прятаться.

— Обычно того, кто прячется, быстрее находят.

— Почему?

— Он привлекает внимание трусостью. Трусость как свойство тамаса обладает силой притягивания.

Услышанное встревожило Кунару. Индра одолел пренебрежение и участливо посмотрел на маленького человека:

— Воронка в воде втягивает плавающий хлам. Так? А бьющий родник, напротив, сносит.