Сухая мгла обнесла мятую вчерашней бурей равнину. В самой близости от каменных приступов Антарикши. Занервничала Сарама, вызнавая какие-то, ведомые только ей, признаки чужни.
Индре казалось, что он не спал. Просто временами проваливался в тягучую и слепую немощь рассудка. Проваливался и снова возникал по эту сторону сознания. Несыпь измучила всех, и каждый держался как мог. На пределе сил, на упрямстве и ещё не желая уступать по выносливости женщине и её больному вдохновителю. Каждый держался как мог, неминуемо уступая тем, днём раньше или днём позже, с кем так противился себя сравнивать. Уступал по одержимости женщине и обессиленному лихорадкой кшатрию.
Индра снова взял поводья, подменив на погоне Шачи. Рассудок воина мерно опустился в сонное небытие. Под обстукивание земли копытами буланых. Когда же он снова вынырнул на поверхность осмысленной муки, до Индры дошло, что кто-то идёт рядом и непринуждённо с ним разговаривает. При этом Индра, хотя и не совсем понятно что, но вполне связно отвечает.
Возможно, всё это было сонным наваждением. Однако возникшая в голове воина просветь вдруг сказала: «Что здесь делает Кутса, и откуда он взялся?»
— Кутса? — уловил собственную мысль Индра.
— Что? — спросил идущий.
— Кутса, откуда ты взялся?
— Говорю же тебе, мы здесь стали лагерем, пережидая бурю… Как много колесниц! И куда теперь лежит ваш путь?
— Я ищу встречи с Шушной — демоном, наславшим засуху, — вполне осознанно проговорил Индра. — Думаю настигнуть его за перевалом Козлиной головы, в ущелье, или дальше, на вершинах. Кутса заволновался:
— Значит, ты преследуешь демона, как тогда, в Амаравати? Слушай, возьми меня с собой! Возьми, а? И почему демоны попадаются тебе, а не мне?
Индра посмотрел на спящую Шачи. Свернувшуюся клубком возле его ног на бурдюках и шкурах. Пожалуй, пора было менять колесничего. На предстоящий поход. Чтобы сберечь её. Ибо никогда ещё кшатрий не стоял так близко к гибели, а задумка, припасённая им для нынешнего навязчивого поединщика, не давала шанса на спасение и самому Индре.
— Ладно, возьму, — сказал воин, разглядывая в предутреннем дыму очертания походных хижин. С растопыренными жердями.
Известие о прибытии Индры опередило всхождение дня. Возле остывающих коней, в суете ненавязчивого любопытства, сновали молодицы. Их скользящие взгляды пересекались на Индре и торопились дальше, куда-то в неопределённость, опережая девичьи хлопоты. Возможно, эти взгляды искали разгадку того, что такого было в этом молодом бородаче, только появившемся на горизонте пересудов и уже успевшем наплодить о себе немало легенд.
Засматривали Индру и глаза покрепче. Те, что отточили твёрдость и верность взгляда, сличая кремнёвый зубец стрелы с последним мгновением её обречённой жертвы.
Молодому вождю всё было безразлично. Он и не думал производить на кого-то впечатление. Он завалился спать в предложенной для этого хижине. Потеряв в разброде новых дел и занятий Шачи, Индра распряг колесницу и, сгребя оружие, отправился спать.
Прошло какое-то время, прежде чем он очнулся от покоя, вдохнувшего в него новые силы. Должно быть, Индра долго спал, но теперь что-то заставило его легко и решительно отказаться от безделия. Кутса, стоящий на пороге хижины, являлся носителем этой тревоги. И предвестником каких-то немаловажных событий. Индра понял это, посмотрев на старого товарища.
— Они собрались, — виновато объявил Кутса, — и ждут рассказа о том, что ты затеял. Предводитель колесничих не стал ничего выспрашивать. Всё происходящее Индре предстояло постигнуть самому. И очень быстро. Одним хватом ума. От этого зависела убедительность его Великого похода.
Народ обступил хижину со всех сторон. Казалось, в этом молчаливом разностоянии молодых и старых, в пестроте судеб, впечатанных в лица мужчин и женщин, сошлось нечто большее, чем просто любопытство. Они так затеснились вокруг хижины, что между стоящими не проскочила бы и мышь.
Индра увидел их взгляды. Куда девалась безмятежность арийцев? Благополучливая и самоуверенная. Выпущенная покоем их душ? Этот взгляд не вызнавал и не спрашивал, не испытывал твёрдость умозрительных убеждений Индры, а требовал от него того невозможного, что проглядел сам в нагрянувших переменах и чем каждый ариец теперь был смущён и подавлен.
Индра зажёг взгляд от натиска обращённых к нему глаз, преобразился, ожил.
— Вот то, что сделало наше оружие непобедимым, — крикнул он, подняв над головой длинный нож. — Пятый элемент. Металл. Для чего он нам? Чтобы дразнить себя на игрищах и ритуалах? Для чего, скажите мне, расчёт брахманов извлёк из камня это коварное творение Рудры? Ведь рано или поздно Рудра возьмёт своё за щедрость отданного нам металла. А для того только, чтобы сломили мы любое сопротивление своей воле, раздвинув границы Арваты.
Многие спросят: «А нужно ли нам бросать насиженные углы и стремиться за горизонт?» Но ведь ракшасы есть везде. Чёрная демоническая сила обошла все земли, не спрашивая, а нужно ли ей было