Великий поход за освобождение Индии

Красноармейцы взорвались смехом.

- Вот черти, знай наших!

- Сопатки-то небось порасквасили?!

- А то!

- Ай да Владимир Ильич!

Все хохотали, но комиссар Брускин даже не улыбался. Он встревоженно наблюдал, как к сидящей одиноко в отдалении Наталье подходил Новик.

Иван неслышно подошел сзади плавной, танцующей походкой кота.

Наталья обрывала с ромашки один за другим лепестки.

- Гадаешь? - спросил Иван низким грудным голосом.

Наталья вздрогнула и отбросила цветок в сторону.

- На кого гадаешь-то? - Иван присел рядом.

- Да уж не на тебя, - гордо ответила Наталья.

- А мне это как-то все равно...

-Ну вот и ладно...

Иван понял, что заехал совсем не туда, куда хотелось, и решил сменить тему. Брускин продолжал рассказывать что-то красноармейцам. Новик посмотрел на него с уважением.

- Уважаю я твоего начальника, Наталь Пална. Золотой язык у мужика!

Наталья тоже посмотрела на комиссара, но ничего не сказала.

- Не пристает? - поинтересовалс Новик как бы между прочим.

Наталья усмехнулась.

- Ты, Иван Васильевич, по себе не равняй. Григорь Наумыч человек культурный. Я с ним женщиной стала.

- Это как - женщиной? - насторожился Иван. - А до того кем была?

- Бабой.

Иван успокоенно улыбнулся.

- Чего ж в том плохого - бабой быть?

- А вот вы бы, мужики, в нашей шкуре побыли, тогда б небось не спрашивали.

Иван пожал плечами, не понимая, о чем речь, покрутил усы, придвинулся к Наталье и громко зашептал:

- Слышь, Наталья, пошли-ка в лесок!

- Зачем? - удивилась Наталья.

- Шишки собирать. Я там был, их там ужас сколько, шишек этих!

Наталья засмеялась.

- Я шишек не грызу, Иван Васильич, зубы берегу...

- Ага, я и вижу, кусачая...

Иван раздосадованно посмотрел по сторонам, потом на небо. Там еле слышно стрекотал, приближаясь, аэроплан.

- Начштаба с воздушной разведки возвращается, - сообщил он важно.

- Так бегите, Иван Васильич, вы ж у нас командир эскадрона, - ехидно подсказала Наталья.

Иван поднялся, поправил портупею.

- А тебе командира эскадрона мало, тебе комиссара корпуса подавай?

- Да мне и его мало, - загадочно ответила Наталья.

- Бегите, Иван Васильич, а то без вас не разберутся, не туда наступать станут...

Иван тяжело вздохнул и потрусил к большой штабной палатке, куда уже подруливал приземлившийся аэроплан.

Сидящий на заднем сиденье Артем Шведов выбралс из аэроплана и, бледный, направился, покачиваясь, к палатке Лапиньша.

Летчик Курочкин зло посмотрел ему вслед и стал вытирать тряпкой матерчатый бок любимого аэроплана.

Шведов выпил залпом кружку воды, посмотрел на лежащего на походной кровати Лапиньша.

- Там пустыня.

- Где пустыня?

- испуганно спросил Брускин.

- Везде.

- Не может быть! - воскликнул Брускин. - Посмотрите на карту.

Новик смотрел на комиссара, зло щур глаза.

- Ты и сам говорил, что у тебя по биографии, или как там ее, черт, по феографии, отлично было? Говорил?

Брускин растерянно смотрел на карту и бормотал еле слышно:

- Ну да, конечно, вспомнил... Тогда у меня случилась ангина, и бабушка не пускала меня на занятия... Бабушка, бабушка...

- А я говорил - давайте штабистов из бывших возьмем!

- возмущенно забасил Шведов. - Эх, если б мы морем шли... Там, на море, все ясно, а тут...

Лапиньш открыл глаза и неожиданно улыбнулся.

- Не нато ссориться, - попросил он. - Этим картам твести лет. За это время высокли реки, опмелели моря.

Там, кте пыли леса, теперь пустыни, а кте пыли пустыни - коры. Не надо ссориться... Мы пойтем вперет терез пустыню...

- Каракорум, - подсказал Брускин.

- Как? - спросил Иван.

- Каракорум, - повторил Брускин.

Иван не решился произнести вслух это слово и плюнул с досады.

Комкор Лапиньш утомленно прикрыл глаза.

Пустыня Каракорум.

Сентябрь - октябрь 1920 года.

Новик и Ведмеденко соорудили что-то вроде тента из одеяла, привязанного концами к воткнутым в песок саблям и карабинам, и лежали распластанно и неподвижно, с закрытыми глазами, но не спали.

- У моему организьму, Иван, немае ни капли воды, - поделилс Ведмеденко.

- Это почему ты так решил? - спросил безразличный Новик.

- Та я вже три дни нэ пысаю, - признался Ведмеденко. - А коли иду, то шурудю, як папир.

Иван с усилием повернул голову и даже приоткрыл один глаз.

- Що це такэ папир, Коль?

- Та то, що вы, кацапы, зовэте бумагою, - объяснил Ведмеденко.

Новик не обиделся и предложил:

- Ты б лучше спел, Коль...

Ведмеденко повернулс на бок и, печально глядя на слюдяное марево над бесконечными до горизонта песками, запел:

Реве та стогне Днипр широкий,

Сердитый витир завива...

Но сорвался, закашлялся, огорченно замолк.

Солнце поднималось на востоке, окрашивая пустыню в революционный цвет, но кавалеристам было не до красоты. Ехали рядом на худых, понурых лошадях Брускин и Новик.

- Лапиньш совсем плох, боюсь... - Брускин не стал договаривать.

- Да уж скорей бы Индия, - вздохнул Иван. - Там, я слыхал, чудеса всякие, лекари, колдуны...

- Ну, во-первых, это и есть Индия. Пустыня Каракорум - это...

- Да какая это Индия? - взорвался Новик. - Зачем нам такую Индию освобождать?! От кого? Втыкай вон красный флаг, объявляй советскую власть - никто слова против не скажет! Нет, Григорь Наумыч... - Иван осекс и замер.