Великий полдень

— Честное слово, — серьезно заверил он. — Я теперь иногда сам себя не узнаю. Сплошные посты да молитвы. Как будто какая-то высшая цель у меня вдруг появилась…

Он говорил это с такой убежденностью, словно хотел внушить это если не мне, так по крайней мере себе самому. Что же касается его «цели», то я, кажется, не слепой: видел эту его «цель», даже говорил с ней.

Он слегка наклонился ко мне и поманил поближе. Даже покосился на дверь, словно могла показаться она, его «цель».

— Знаешь, — доверительно заговорил он, — я уже до того себя довел заботами об этой самой нравственности, что почувствовал, что, не дай Бог, на стену полезу или снова примусь за секретарш… Что делать! Вот я и решил недавно немножко проветриться. Чтобы только, как говорится, оскомину сбить. Стал, естественно, искать, кого бы взять в компанию, чтобы не доводить до непотребства профилактическое и гигиеническое мероприятие. Но как-то так оказалось, что никого не случилось под рукой. Не тебя же, в самом деле, мне на это подписывать, Серж!

— Это точно, — подтвердил я, — не меня… Ну и как же ты выходил из положения? Неужто одними молитвами и постом?

Папа поднялся из-за стола, а затем, сунув в зубы сигарету, улегся на диван. Не нужно было быть физиономистом, чтобы понять, что им начала овладевать самая тяжелая свинцовая мрачность. Теперь в его словах не проскальзывала даже злая ирония.

— Так вот, — повторил он, — под рукой никого не оказалось.

— Пригласил бы Толю, — сказал я.

Начальник Папиной охраны Толя Головин, несмотря на пылкую женушку Анжелику, был большим ценителем женщин вообще.

— Конечно, сначала я так и подумал, — вздохнул Папа. — Намекнул ему, но тот объяснил, что всегда, когда находится при мне, считает себя при исполнении. Не получится, говорит, у меня ничего, Папа. Когда ты рядом, у меня одна мысль: как бы тебя, Папа, не достали. Чувство долга, понимаешь. Для меня, говорит, в этот момент баловства как такового не существует. Ты уж, Папа, развлекайся в свое удовольствие, а я тебе, если хочешь, свечку подержу. На хрена, отвечаю, Толя, ты мне нужен со своей свечкой.

— Да, — согласился я. — Такое возможно. Я даже где-то читал, что у часового на ответственном посту все как бы атрофируется. Хоть ты ему что предлагай… А что ж ты себе по телефону девушку не вызвал?

— Нет, — покачал головой Папа, — я так не могу. Пришлют что-нибудь не то, придется назад отсылать, опять выписывать — так всякое желание пропадет.

— Ну вот, — усмехнулся я, — кажется, как раз то, что нужно. То есть чтобы желание пропало.

— Да, действительно, — мрачно подтвердил Папа. — Но тогда мне это как-то не пришло в голову. В следующий раз учту или тебе, такому умному, позвоню посоветоваться.

— А то бы сразу несколько штук выписал. Чтобы было из чего выбрать. Не бедный же ты. Или пригласил какую-нибудь из проверенных кадров.

Папа даже поморщился.

— Тьфу, какую ты мерзость предлагаешь, Серж. А еще примерный семьянин, почетный гражданин!

Он так серьезно все воспринимал, что в конце концов мне даже сделалось его жалко. Если он так терзается и мечется, значит, у него все-таки есть сердце. Или нечто равноценное.

— Короче говоря, как раз попался мне под руку твой распрекрасный доктор, — вдруг сказал Папа.

— Вот как!

— Да-да! Что, спрашиваю, доктор посоветуешь как врач: принять чего-нибудь успокоительного или проветриться по бабам? Ни в коем случае, говорит, успокоительного, а конечно, проветриться. Тогда давай, говорю, со мной. Охотно, отвечает. Для меня это, говорит, все равно что чашку кофию выпить для тонуса: бодрит…

И Папа принялся рассказывать, как они с доктором проветрились. У них, оказывается, вышла из этого более чем странная история.

Судя по всему, Папа действительно находился в странном душевном смятении. С одной стороны, ему хотелось самых скорых и острых плотских утех, а с другой, он как бы вдруг закапризничал: сам не понимал, чего, собственно, желает — конкретно. Как будто что-то мешало пуститься по маршрутам, накатанными прежними кутежами. Вдруг расхотелось в шикарные московские бордели или рестораны, и, тем более, устраивать мероприятие у себя в офисе. Не то чтобы вдруг возжелалось чего-нибудь новенького, пикантного. Скорее уж хотелось совершить это дело, как в юные годы — быстро и без затей, чтобы тут же забыть и снова себя «блюсти».

Доктор предложил познакомить его с подругой своей медсестры, но Папе и это показалось слишком сложным и неудобным. К тому же была в этом какая-то запланированность, предумышленность, а это угнетало Папу с обнаружившейся у него «нравственной» точки зрения. Поэтому в конце концов они просто отправились наудачу в Город.