К счастью, появился отец и стал звать гостей пить чай с вареньем. Я был почти уверен, что Папа откажется, но он как раз с готовностью согласился и просительно взглянул на Альгу, чтобы та не отказывалась от приглашения. Он даже не поглядывал поминутно на часы. Заметно поколебавшись, девушка согласилась.
Пока пили чай, люди Толи Головина бесшумно демонтировали и вынесли макет. Я уже совершенно с этим смирился. В конце концов, может, это и правильно: безопасность реальной Москвы прежде всего.
Отец обстоятельно, как заправский аналитик, пересказывал Папе все, что вычитал в газетах или высмотрел по телевизору. Он рассуждал о текущей политической ситуации, о последних событиях, включая происшествие с доктором. И все твердил: «Это факт, это факт!» Неужели действительно решил просветить самого Папу? Мне было стыдно за моего старика. Но Папа как ни в чем не бывало кивал головой и посматривал на Альгу. Потом она сказала: «Мне пора». И они сразу стали прощаться.
Пришедшая с работы Наташа застала их на пороге. Гости исчезли, а жена так, кажется, и не поняла, что означал их визит. Чуть позже она заглянула в комнату Александра и крикнула мне: «Ну вот, наконец-то, ты решил навести чистоту!» Зато Александр, когда вернулся из школы, ужасно расстроился, обнаружив, что макет исчез. Я как мог объяснил ему причины. Конечно, его огорчило не только то, что он лишился домашней достопримечательности. Вероятно, он надеялся, что если Косточка вдруг захочет помириться, то у него, у Косточки, теперь не будет особого интереса идти к нам в гости, поскольку мы остались без макета.
Вечером я пораньше улегся у себя в комнате на диван, раскрыл какой-то искусствоведческий фолиант, но уже через минуту выпустил его из рук и задремал. Сквозь сон, я услышал, как в комнату вошла жена, тихо устроилась рядом со мной. Так в полусне, хорошо, все и произошло. Потом также тихо она вышла, а я крепко заснул…
Около полуночи я проснулся в сильнейшем волнении и долго лежал, не спал, размышляя над тем, что мне приснилось. Это был редкостный сон. Не в приметах дело, не в глупых пророчествах и знаках. Если о снах говорят, что это иная реальность, то вот именно в ней, в иной реальности я и побывал. Во всяком случае этот сон был совсем не то, на что можно махнуть рукой: мол, пустое. Для меня было крайне важно припомнить все, что я узнал.
Бывают такие сны, в которых ощущаешь себя одновременно мальчиком и взрослым. Точнее, внешне как будто ты снова ребенок, как будто превратился в мальчика, но внутри ты тот же, что и наяву — то есть взрослый, со всеми своими опытом, знаниями, чувствами и так далее. Происходящее во сне, обстановка, чем-то напоминают детство, но отнюдь не детство. Что-то искаженное и незнакомое. Например, школьный класс, но в нем ничего школьного: учителя не учителя, экзамен не экзамен. Нечто потустороннее. И никаким психоанализом этого не прояснить.
Комнату заливал яркий полуденный свет. У моего Экзаменатора была шишковатая голова, поросшая седым кабаньим ежиком, а под серым пиджаком бугрились мышцы атлета. Судя по всему, я предстал перед тем, кому дана высшая власть судить и выносить приговоры. Странная это была процедура. Он не задавал вопросов. Я мог просто говорить то, что сочту нужным. Просто делиться сокровенными мыслями.
Тут на меня снизошло что-то вроде божественного озарения. Припомнился один старый философский спор об арифметике, вообще о математике, о науке и человеческом знании. Я понял, что именно это я и обязан объяснить моему Экзаменатору. Все было до гениальности просто. Кстати, я всегда был уверен, что мне предстоит совершить нечто великое. Нужные слова подбирались с удивительной легкостью, и я даже не заметил, что начал с дерзости.