Скапендрийский дух уже перекинулся на другие страны и расползается по миру. Пока не поздно, его нужно обрамить и дать ему направление. Это произойдет усилием извне или изнутри, это случится непременно. Все вернется на круги своя, и скапендряне будут жить, как остальное человечество. Это непременно будет так! Роджер Фрипп должен их остановить!!!
Было уже довольно поздно, когда я вернулся в гостиницу. Ламаджи и Роджера в номере не оказалось. Я спросил у администратора, с веселой искринкой в глазах, когда он их видел последний раз. Тот ответил, что не видел их с утра. Встревоженный их отсутствием, я вышел на площадь, не представляя, где их искать.
— Привет, старина. Какие прекрасные мысли роятся в твоем уме? Я вижу на твоем лице тревогу, — навстречу мне выступил мой знакомец из бара, на нем была широкополая соломенная шляпа и солнцезащитные очки, так что я не сразу его узнал в этом наряде. Для чего такой маскарад ночью, я также не мог понять.
— Да, меня беспокоит исчезновение друзей.
— О них не тревожься: Ламаджи уже вошел в центр священной горы Кайлас и стал Буддой.
Зная старого монаха, я успокоился. Да, он вполне мог стать кем угодно и жить в двух параллельных реальностях: абсолютной и относительной или в каждой из них поврозь.
— А Фрипп? Его тоже нет с утра дома.
— Фрипп зашел далеко и едва ли вернется. Это результат его внутренних неразрешимостей. Впрочем, беспокоиться о нем не нужно. Иножизнь предполагает спокойствие и невозмутимость в любых обстоятельствах.
— А что означают твои темные очки и шляпа?
— Правда, выглядит несуразно? Я вообще смотрюсь несуразно на этой планете. Каждый из вас смотрится так же нелепо или даже намного несуразней меня. Как и сама планета Земля. Кто-нибудь это замечает? А появись странно одетый человек, и сразу возникают вопросы: что да как да почему? Лучше скажи мне: разобрался ли ты в феномене Скапендра? Или тебя все еще мучают вопросы?
— Я понял, что это большой эксперимент в малом объеме острова — скапендряне решили выйти из потока и создать инопоток. Но выйти из инерции не просто. Для этого нужны сознательные усилия всех, кто участвует в игре. Можно ли рассчитывать на это? Можно ли на такое дело мотивировать все человечество? Религии этого не сумели — их импульс рано или поздно угасал. Аристократии были еще более кратковременными. Важно, что остров имеет ограниченную территорию — на это рассчитывали экспериментаторы. Начать с острова и распространиться на весь мир. Вопрос в том, как долго остальной мир будет мириться с тем, что происходит на Скапендре. Ты, наверное, знаешь ответ на этот вопрос.
— Знаю, ночью на острове высадится десант. Вас, медиков, прислали, чтобы усыпить бдительность аборигенов.
Заглянув в номер, я обнаружил в нем крепко спящего Ламаджи. Что это был за сон! Ламаджи в оранжевом балахоне лежал на своей постели под ярко светящей лампой, раскинув, как в полете, руки, с лицом, на котором было написано запредельное блаженство. Сам Будда не мог бы смотреться убедительней.
Я решил тоже освежиться сном, умылся и почистил зубы. Вернувшись из ванной, я с наслаждением вытянулся на кровати, закрыл глаза… и провалился в сон.
Послышались звуки, похожие на удары хлопушкой, какие-то потрескивания, бульканье, выкрики, свист. Потом зазвучал знакомый голос из репродуктора, произносивший слова «граждане», «братья», «единение», «битва». Я пробовал проснуться, но могучая сила затягивала и кружила меня в воронке сна. Я просыпался и опять погружался в сон. Внезапно наступившая тишина разбудила меня окончательно.
Я огляделся. Ламаджи в комнате не было. Посмотрел на часы — половина десятого утра. Какая странная ночь! Что это было — хлопушки, потрескивания, крики? Или мне все это приснилось? И куда опять пропал Ламаджи?
Я спустился к веселому администратору, но и того не было на месте. Долго звонил в колокольчик в надежде, что он появится и объяснит мне, что происходит и где я смогу получить свой завтрак. Наконец, появилась заспанная физиономия администратора:
— Что вам угодно?
В ответ на мои недоумения и жалобы администратор остолбенел от изумления:
— Как вы проспали всю ночь? Такую ночь!
— А что особенного было этой ночью? — спросил я его, уже не скрывая раздражения.