Нас отвлекали хрупкие фигурки девочек в белых футболках, стоявшие вдоль дороги. Эти девочки работали на автомобилистов. Обычные пешеходы для них — не клиенты. На нас они смотрели недоброжелательно, как на людей, гуляющих по улицам, по которым положено ехать, и тем самым нарушающих принятый в этой части города этикет. Одна, забывшись, предложила нам с ней прогуляться. Мой спутник вывернул пустые карманы, и она отстала.
Я давно уже догадался, кто он такой, и, воспользовавшись паузой, решил припереть его к стенке.
— Слушай, — сказал я, — может быть, закончим притворяться. Я знаю, кто ты, и у меня к тебе один серьезный вопрос. Он касается пресловутой Свободы Воли. Когда ты создал эту Свободу, чего ты хотел добиться и чего добиваешься сейчас?
— Я давно уже на все махнул рукой. Мой проект не удался — это все знают.
— Но ты дал нам Свободу Воли, то есть удовольствие делать то, что мы хотим, и лишь слегка ограничил ее своими заповедями. Однако мы почувствовали вкус к Свободе и свели эту Свободу к стремлению получать как можно больше удовольствий. Признайся — Свобода Воли это ведь твоя, а не наша Свобода, хотя, как я понимаю, и ты тоже не властен над своими творениями. Кроме того, ты ведь знаешь, что Свобода Воли — это отрицание всех ограничений, то есть отказ и от тебя и твоих заповедей.
— Извини, но я не понимаю большую часть твоих вопросов. Что же касается противоречий, в которых ты хочешь меня уличить, я могу только предложить тебе научиться умеренности. Научись соразмерять свободу и несвободу, а также вовремя выпускать пар. Любовь к ближнему тоже помогает.
— Я припер тебя к стенке, а ты даже не оправдываешься. Ты действительно не ведаешь, что творишь!
— А пошел ты!
Я понял, что совершил бестактность и, чтобы загладить ее, сказал примирительно:
— Хорошо, а ты можешь сказать, где мы сейчас находимся?
— Это Страна Иноживущих. Для слепых и ограниченных людей все, кто живет по-другому — иноживущие. Эту жизнь вы называете болезнью, извращением или грехом, потому что не понимаете, что это такое.
— А разве жители Скапендра не больные?
— Конечно, нет. Они иноживые.
— Тогда, возможно, больные — мы?
— Я же сказал: нет болезней. Есть иножизнь.
Пошли дальше. До Магистратуры не дошли, увидели серебристую бабочку, порхавшую среди стволов. Свернули с пути, пошли за ней. Пробовали управлять бабочкой, но так, чтобы при этом не навредить ее крылышкам. На несколько секунд мы стали бабочками: три бабочки взлетели и закружились среди деревьев. Две бабочки улетели, а я вернулся назад в свой отель.
Не застав в номере Роджера и Ламаджи, я прилег на кровать и увидел хоровод кошек, которые, стоя на задних лапках, кружились по цветочному лугу. Ах, как заманчивы были их кружения, их фигурки таяли в легком тумане, а лапки мелькали, едва касаясь травы. Туман становился густым и тяжелым, кошки в нем пропали. Наступила ночь, небо закрыли густые облака. Я увидел поле, покрытое черными кустами. От куста к кусту перебегают крупные зловещие тени. Кто это — тигры, пантеры? Одна тень прыгнула мне на грудь, и я проснулся.
Когда я вышел из отеля, было уже темно. Площадь была запружена людьми. Из репродукторов лилась упругая, ритмичная музыка.
Люди стояли толпами, чего-то ожидая. Сквозила какая-то нервичность и неуверенность. Некоторые пританцовывали, другие возбужденно говорили. Столики кафе, вынесенные на тротуары, заняты оживленно спорящими людьми. Лица у людей лихорадочно разгоряченные. Где-то разговоры переходят в споры и даже драки. Девушки — в вызывающих ярких нарядах, юноши — в ярких жилетках и рубашках. Но главным было другое — то, что их всех объединяло и чего я не знал, не разделял. Все они участвовали в общем мифе, к которому я не был причастен.
Мне вдруг мучительно захотелось узнать, о чем говорят эти сидящие за столиками, эти гуляющие и танцующие люди. Но я знал, что если я к ним подойду, они мгновенно перестанут быть самими собой, станут напряженными, натянутыми, враждебными, а меня они просто прогонят или отсядут за другой столик.
У меня было ощущение, что я принадлежу другому роду существ, опасному для иноживуших. Какой-то человек с лицом, озаренным радостным волнением, подбежал ко мне, раскрыв для объятий руки, но вдруг испуганно отскочил, как будто увидел перед собой кобру или тигра. Девушка шла мимо и улыбалась своим мыслям, но случайно взглянула на меня, побледнела и свернула с дороги. Я не мог понять, чем я их так пугаю.
Ожидание на площади становилось напряженней, разговоры затихали, а потом возобновлялись с удвоенной силой. Неожиданно музыка смолкла, и в наступившей тишине голос из репродукторов сообщил, что сейчас будет говорить известный психолог Эрих Нойман.