Великий поток

«Я заметил, вы погружены в созерцание окружающего мира, — продолжал незнакомец, прикуривая и ладонью отодвигая дым от своего соседа, — и мне пришла в голову мысль: мы могли бы поболтать о том о сем, если, конечно, у вас на это время нет более привлекательных планов».

«Располагайтесь», — отвечал ему Илларион, что было совершенно излишним, так как его собеседник чувствовал и вел себя более чем свободно. Проявилось это и в том, что сидевший с ним на одной скамейке человек не спешил развлекать его своей занимательной беседой, а, казалось, о чем-то задумался и курил молча, лишь изредка кидая на него спокойные взгляды.

Время шло, и Илларион начал беспокоиться и подумал, не должен ли он заговорить с незнакомцем первый. Все-таки этот человек явно отличался от тех, кого он обычно видел в своем затрапезном районе: продавцов из продовольственных магазинов, парикмахеров парикмахерских эконом-класса, сапожников, занятых ремонтом прохудившейся обуви, испуганных девушек-секретарш, студентов муниципального вуза, охранников с утюжными лицами, а также многочисленных бездомных, проводящих все свое свободное время на скамейках скверов. Илларион задумался о том, что на свете становится все меньше необычных людей, жизнь унифицируется, люди теряют уникальность и становятся предсказуемыми.

«Да, — как бы подтверждая его мысль, сказал сидящий рядом с ним незнакомец, — пустыня растет. Нет больше оазисов, которыми славились прежние времена. Нет контрастов, добавлявших остроту к жизни. Скажите, когда последний раз вы встречали интересного человека?»

Сосед Иллариона опять замолчал. С грохотом проехал трамвай, оставив за собой оседающее облако пыли. Шумно опустилась на дорожку черная ворона, заставив голубей недовольно перед ней расступиться.

«Да, давно не встречал, — согласился Илларион. — Все стало одномерным, и люди стали такими же».

«Может быть, все дело в том, что нам не нужно никакого разнообразия? Ведь неудобно жить в непредсказуемом мире, как вы думаете?» Собеседник теперь говорил, развернувшись к нему лицом, так что Иллариону стало неловко оттого, что он разговаривает с человеком, сидя к нему боком. Ему было неловко еще и потому, что незнакомец, сам не торопясь раскрыться, находил интерес в том, чтобы угадывать его мысли и настроения.

«Вы случайно не литератор?» — спросил он Иллариона в упор. Илларион немного опешил от такого вопроса, но решил отвечать не лукавя, хотя первым его побуждением было ответить вопросом на вопрос: «А почему вы так решили?». Он сказал: «Да, так я определял себя долгое время». — Помолчав, он все-таки спросил: «А почему вы так подумали?»

«Есть на вашем лбу складка, говорящая о том, что вы мыслите умом, — проговорил незнакомец и погасил сигарету. — Большинство мыслит ощущениями или вовсе не мыслит. Как эти голуби перед нами».

«Вы, наверное, художник?» — в свою очередь хотел задать вопрос Илларион, чтобы перехватить инициативу, но спросил совсем о другом: «Когда последний раз вы читали интересную книгу?»

«Я не читаю книг, которые стоят на полках в книжных магазинах. У меня есть несколько книг, которые я читаю постоянно».

«А о чем эти книги, если не секрет?»

Собеседник задумался, снова вытащил пачку сигарет, повертел ее в руках.

Опять прогромыхал трамвай. Потом прошла шумная группа студентов и студенток.

Солнце выглянуло из-за ветвей, подул ветерок и зашевелил листву над их головами и негустую траву перед ними.

Илларион подумал о том, что, когда дует ветер, то хорошо дышится и неторопливо идет беседа.

«Секрета нет, но и поспешная откровенность едва ли уместна, — задумчиво проговорил собеседник. — Впрочем, если вы также чувствуете такую же расположенность, как и я, мы могли бы сойтись на неделе, попить у меня чайку. Я здесь обитаю неподалеку как и вы, я полагаю? Вон видите парикмахерскую? Моя квартира над нею, подъезд рядом. Как насчет четверга в 4 пополудни?»

Не видя основания отказываться, Илларион наклонил голову.

Они встали, пожали друг другу руки. Рука собеседника была сухая и горячая. Взгляд его глаз независим и спокоен.

«Илларион Платонов», — представился Илларион.

«Геннадий Прайс», — с улыбкой отрекомендовался его собеседник.

2

Илларион Платонов родился после Войны… Впрочем, какая разница, когда он родился. Важно, что никогда в жизни он не был собой. Зажатый тисками судьбы, он всегда принимал неизбежные для себя решения. Даже когда он в юности ушел из дома, оставив своих родителей, в этом не было никакой свободы — он сделал это потому, что не мог поступить иначе. Перед ним не было обычного выбора между карьерой и маргинальной жизнью. Карьера, которая происходит в ординарной системе рангов и чинов, его никогда не интересовала. Он прожил жизнь маргинала, даже не догадываясь, что это была героическая жизнь, полная борьбы и преодоления препятствий. Он никогда не был собой.