Великий поворот. Как Америка отказалась от свободных рынков

Рынок не может быть свободным, если он не существует, поэтому монополия, безусловно, лучше, чем «зерополия». Но если рынок существует, нет никаких оснований полагать, что рента его действующих участников нуждается в активной защите, и есть много причин полагать, что обычно эта рента слишком высока. На практике стимулирование конкуренции повышает благосостояние. Как я объяснил ранее, собака избыточной конкуренции не залаяла.

Если вы верите в свободные рынки, вам нужно быть жестким со всеми. Американские политики и регулирующие органы допустили рост ограничивающих свободный вход норм как на федеральном уровне, так и на уровне штатов. Мы обсуждали свидетельства этого в главах 5, 8, 9 и 15, но наши данные, вероятно, отражают только верхушку айсберга. Консерваторы правы, утверждая, что США нуждаются в меньшем количестве правил. Но я бы уточнил – речь должна идти о таких правилах, которые препятствуют свободному входу или росту небольших фирм.

Мы также должны быть жестче с действующими участниками рынков, даже с теми, которые нам нравятся. Сегодняшние монополии – это вчерашние стартапы. Успешные фирмы всегда прекрасны, но и всегда чрезмерно велики. Успешные предприниматели – это всегда отчасти титаны, а отчасти – бароны-разбойники. Стив Джобс однажды сказал, что хочет «оставить свой след во вселенной». И он это сделал. Но это не должно мешать нам контролировать монопольную власть Apple. Средства конкурентной политики и антимонопольной защиты не являются наказанием за аморальные проступки, по крайней мере, в большинстве случаев. Они представляют собой экономические решения, которые делают экономическую систему в целом более эффективной. Фирмы имеют право пытаться превзойти своих конкурентов и даже вытеснить их из бизнеса. Регулирующие органы обязаны следить за тем, чтобы они не препятствовали свободе рынка. Но никто не должен принимать это на свой счет, это просто бизнес.

Следствие 1. На эффективном рынке предельная фирма близка к банкротству

На конкурентном рынке предельная фирма должна находиться на грани банкротства. Это следует из определения свободного входа. Фирмы продолжают входить на рынок, пока не достигают уровня безубыточности. Финансовые трудности не являются плохим знаком и никогда не должны использоваться в качестве оправдания для ослабления антимонопольной политики. Более того, банкротство не означает ликвидацию. Проблемные фирмы обычно реорганизуются. Плохая политика почти всегда следует за временным финансовым кризисом, который используется в качестве предлога для ограничения конкуренции. Авиакомпании использовали свое финансовое положение как предлог для концентрации, и американское небо превратилось в крупную олигополию.

Принцип 2. Правительство тоже может совершать ошибки

Мы живем в мире, где существует терпимое отношение к утечке наших данных из банков, компаний кредитных карт, социальных сетей, серверов электронной почты и бюро кредитных историй. Но в этом мире неприемлема сама мысль о том, что регуляторы могут совершать ошибки. Когда их дела не идеальны, пресса ставит регуляторов к позорному столбу. Неудивительно, что они осторожны. Но этого не должно быть. Мы сталкиваемся с новыми проблемами, которые требуют новых решений. Новые решения всегда связаны с пробами, ошибками и их исправлениями. Регулирование, которое никогда не ошибается, – это нулевое регулирование. Суды должны требовать от регулирующих органов соблюдения высоких стандартов, но чрезмерно трудоемкое бремя доказывания не помогает.

В вопросах экономической политики идеальное в особенности может быть врагом хорошего. Кроме того, в глобализированном мире мы должны признать ценность опыта регуляторов из различных юрисдикций. Самым известным лоббистским скандалом в Европе стал Дизельгейт[97], который показал степень коррумпированности европейских регуляторов лоббистами автомобильной промышленности. Если бы не усилия Калифорнийского совета по воздушным ресурсам и Агентства по охране окружающей среды США, европейцы пострадали бы от более высокого уровня загрязнения, а нарушители не были бы наказаны. Отметим вместе с тем, что вовсе не случайно Дизельгейт начался в США, а Генеральный регламент о защите персональных данных был принят в Европе. В обоих случаях это свидетельствует о том, что захват политиков и регуляторов произошел на национальном, но не на международном уровне.

Принцип 3: Защита прозрачности, конфиденциальности и владения данными