Великий Сатанг

…тягучий взгляд грузного старика, складчато колышущегося в никелированном кресле; взгляд изучает, давит, сгибает; таким взглядом не имеет права обладать калека; но это не просто калека, это Высшая Власть, и нет необходимости размышлять, почему власть парализована; «У вас отличный послужной список, майор… Думаю, нет нужды напоминать вам о том, что такое присяга?»; нужды нет, он помнит…

Удушье.

Человек не умер еще; он изгибается на сером, пытаясь вобрать в легкие хоть глоток серого, и никак не может; он очень силен, и он борется со смертью изо всех сил, но разве под силу кому одолеть всесильную, если уж закогтила?

Бейся не бейся - осилит.

Раскаленные крючья рвут грудь изнутри, расплавленная смола заливает гортань снаружи, разъяренные кошки вопят меж висков; сознание сдается, и воля меркнет, могучее тело покорно расслабляется, подчинившись уже свершившемуся, и человек блаженно отдается мутной волне покоя, уносясь вдаль…

В яркую, ясную, явную, ярую даль…

В ярую даль…

В ярь… даль…

В… Я… Р… Г… Д… А… Л…

- Въяргда-а-ал! - захлебывается далеко позади, за чертой, безнадежный зов угасающей жизни, боящейся угасать.

Смерть.

Человек открывает глаза.

Тьма.

Он наг. Напротив - светлый круг, выхватывающий часть грубоделъного стола. Густая чернь резко очерчивает грань белизны, не расплываясь серым на стыке.

За столом - Старый.

- Ты вернулся, - говорит он бесстрастно. - Спрашивай, человек!

Обнаженный не медлит с вопросом;

- Въяргдал - кто?

Отвечающий не задумывается:

- Ты. Был, пока не умер. Теперь он мертв. А ты жив.

- Кто - я?

- Земля уже назвала тебя. Имя тебе… Не звуком - образом приходит знание….мягкое, душистое, то, в чем жизнь: хлеб….звонкое, сладкое, то, в чем смысл: победа….темное, тайное, то, в чем суть: судьба. Вот оно: хЛЕБ… поБЕда… суДЬба!

- Имя тебе - Лебедь.

И человек согласно склоняет голову.

- Почему я умер?

- Потому умирает Земля.

Снова - сон наяву:

…подернутый серым, медленно изгнивает заживо лес, тот самый, где поют по весне глухари; косолапый, пьяно шатаясь, бредет сквозь кустарник, и поределая шкура его отливает тусклой гнилой серью; и Хозяин, понуро сгорбившись на пеньке, закрыл мохнатый лик четырехпалыми лапами, ожидая конца…

…присыпанное серым, тягучее, иссыхает озеро, то самое, где рыбачил на заре; гноящаяся тина заткала некогда прозрачную гладь, рыбы вязнут, пытаясь выпрыгнуть в серый воздух; и Водяной дед, бранясь, рвет тину перепончатыми щупальцами, тщась вызволить хвостатых дев, но не может, и злится, и пытается гнать бессильную волну, осыпаясь сухой тусклой чешуей… Что это?!

- Для чего я умер?

- Для того, чтобы прийти и увидеть, - отзывается Старый, и голос его скорбен.

- Увидеть - что?

- Нас…

Круг света распахивается вширь.

Широкий стол перед Лебедем. А за столом - и влево, и вправо, теряясь в неизмеримой дали, - нелюди и люди.

Все они здесь: и Старая, и Крылатый, и лесной Хозяин, и Водяной дед, и иные, вовсе незнакомые, к Старому на огонек не забредавшие - это нелюди. Люди же подальше сидят, отсюда и не разглядеть лиц.

Все они здесь, и все глядят на него.

Неотрывно.

Молча.

Ожидающе.

- Для чего я жив? - гулко спрашивает Лебедь, и эхо обегает безмерность, распугивая снующих в высоком тумане крылатых тварюшек, то черных, то белых.

Это Невидимые. Но сейчас и они зримы.

Они и откликаются:

- Для того, чтобы спасти Землю.

Хор мелодичных голосов слаженно-звонок.

Нет. Это не хор. И не голоса.

Это - Голос.

- Почему - я? - вновь спрашивает Лебедь и сам себя поправляет: - Почему я жив?

Старый распахивает двусветно сияющие глаза.

- Потому что лишь тебе это под силу. Любовь Земли и Мощь ее вместе поручились за тебя, человек!

Двое, покинув стол, приближаются к тому, кто получил имя.

Женщина молода. Лицо ее прекрасно, хоть и подернуто вуалью тумана. Короткая юбка не скрывает округлых коленок, и тугая крепкая грудь под тонкой, ничего не прячущей тканью колышется в такт шагам.

- Ты справишься, Ярик!

И память Въяргдала, еще не угасшая до конца, срывается с уст Лебедя детски удивленным вскриком:

- Тетя Катя!

Улыбка ее полна нежности. И голос исполнен веры.

- Скажи людям Земли, что она любит их!

Мужчина сед. Но движения его тигрино-плавны, два меча изящно поддеты под широкий кушак, и складки украшенного драконами кимоно почти не колеблются, когда он идет сквозь искристый туман.

- Ты справишься, сэмпай!

И память Въяргдала, взбудораженная изумлением, вылетает из груди Лебедя юношески ломким баском:

- Мастер!

Черты седого неподвижны. И в словах не звучит сомнение.

- Скажи людям Земли, что она просит зашиты!

- Ты справишься, милок! - шепелявит Старая издалека.

- Ты справишься! - подтверждает Крылатый.

- Справишься! - шипит Пернатый Змей.

- Справишься! - подпевает ему Шестирукий. И эхо многих множеств, людских и нелюдских, кружится и рокочет вдали и ввыси:

- Справишься! Справишься! Справишься!

- А мы будем рядом с тобой! - заключает Старый.

И все смолкает.

Нет больше Обители.

На серой траве умирающего мира, у ворот с покосившимися фигурными створками, ржут кони, плотно навьюченные тюками. Из плохо зашнурованных мешков торчат края расписных досок.

Двое стоят друг против друга.