Великий Сатанг

Приплясывающий отсвет огня лампады подкрашивает гравюру в кровавые и пламенные тона, и поле сражения, изображенное беспорочным резцом великого Хакумаи, медленно оживает…

- Что ты видишь, Мураками Бункэй? - шепчу я.

Тишина обволакивает меня. Мягко ступая, удаляется сущее, оставляя потомка наедине со славой предков…

Я вижу: широкое поле, заваленное телами тех, кто пал, исполняя долг. В живых не осталось никого, только полководец, что привел войско сюда и поставил у выхода из ущелья, отдав приказ - продержаться, пока не придет подмога. О, восемь тысяч было их, а тех, кто шел с той стороны гор, всемеро больше. И они пали, все восемь тысяч пали, как один, ожидая подмогу, а подмога все не шла и не шла, и не было видно в редеющей дымке тумана долгожданных знамен, полыхающих цветами княжества Такэда: желтым - огонь! синим - железо! белым - ветер! черным - земля!..

Мой дух парит над полем смерти и чести.

Я вижу: седой полководец, последний, кто еще не мертв, но уже умирающий от множества ран, стоит среди павших - совсем один, без права умереть, пока не пришла подмога. Меч его сломан, глаза залиты кровью, и не под силу ему увидеть то, что происходит вокруг. Успеют ли свои? Или все, что случилось тут, было вотще?

- Жив ли кто? - кричит он.

А в ответ - тишина.

- Именем князя нашего повелеваю: отзовитесь! - кричит он, но повеление остается неисполненным, ибо мертвые свободны от клятв.

И все же:

- Я здесь, господин! Я слышу тебя! Повелевай! Изрубленный воин встает из груды мертвецов, тяжело опираясь на обломок двузубого копья.

- Назови свое имя! - требует полководец.

И слышит в ответ:

- Имя мое Мураками Бункэй; я асингару левой руки 7, и мой долг повиноваться приказу! Приказывай, господин!

Я вижу: веселый смех торжества озаряет окровавленный лик ослепленного вождя.

- Видишь ли ты что-нибудь на западе? - хрипит он.

- Вижу, господин! - приложив ладонь ко лбу, отвечает воин.

- Что же ты видишь, Мураками Бункэй?!

И радостно откликается асингару:

- Я вижу знамена княжества Такэда! Огонь! Железо! Ветер! Земля!

И падает лицом вниз, потому что давно уже убит, но, даже убитый, не счел допустимым не услышать приказа…

А по полю уже мчится конница и спешит пехота - под желтыми! синими! белыми! черными!.. стягами, и враг бежит, бежит, бежит, и слепой полководец, подобно тростнику, опускается на землю и медленно умирает, не прекращая весело смеяться над глупым, слабым, побежденным врагом…

И последнее, что вижу я: могучий и грозный, спешивается его светлость дайме Такэда Шинген у ветхой хижины; церемонный поклон отвешивает он оборванной старухе, и вслед за ним склоняют головы к земле блещущие доспехами вельможи его.

- Совершивший подобное, матушка Мураками, - милостиво говорит дайме, лишь случайно мог быть рожден крестьянином. Пусть же род ваш отныне посылает под знамена мои не асингару, но достойных меча самураев!..

Так говорит он и протягивает босоногому мальчишке тяжелую катану в изукрашенных ножнах - тот самый меч, что чутко дремлет на ковровой стене в комнате моих встреч с предками.

… Дух мой воссоединяется с телом.

Не вставая с колен, покидаю я прибежище семейной чести, и лишь теперь начинается мой рабочий день.

Семь раз отбивают часы.

Газеты аккуратно разложены на столе и подготовлены к просмотру; рядом карандаши для пометок, отточенные ровно и остро. Капрал Перкинс, как всегда, безукоризненно пунктуален. Старика следует непременно поощрить…

Так, первый в стопке по алфавиту - «Армейские сны».

Пустяковый, не стоящий внимания журнальчик: немного воспоминаний, немного размышлений, кроссворды, как правило, весьма непритязательные. Отложим. Не к спеху.

Далее. «Башни и башенные устройства». Солидное, более чем уважаемое издание. Крайне неинтересное на досужий взгляд, но неоценимое для профессионала. А я - профессионал и потому продолжаю выписывать специальную литературу, хотя кое-кому это и кажется чудачеством…

О! Какая неожиданность! «Батумский ветеран»!

Вот это любопытно. Бюллетень выходит, к сожалению, нерегулярно, у редактора не хватает средств, но уж если выходит, то, как правило, содержит интересные данные. Видимо, кто-то спонсировал выпуск. Что ж, благородно, очень благородно…

Траурная рамка. Опять кто-то из наших. Кто же?..

Что?! Я вздрагиваю, словно от пощечины. Над совершенно незнакомой брыластой рожей нависают темные глыбы слов:

СОТРУДНИКИ И БЛИЗКИЕ С ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ ИЗВЕЩАЮТ, ЧТО ВЧЕРА, 24 ИЮЛЯ 2215 ГОДА, НА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОМ ГОДУ ЖИЗНИ В РЕЗУЛЬТАТЕ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА СКОНЧАЛСЯ ИЗВЕСТНЫЙ БИЗНЕСМЕН И МЕЦЕНАТ АТТИЛИО ЭЛЬ-ШАРАФИ…

Однако! Только вчера откинулся, а сегодня уже и некролог. И где! Дожили, что и говорить. Проклятые торгаши и сюда ухитрились просочиться. Позор! Можно подумать, мало у них прикормленных газетенок, готовых вылизать и обскулить усопшего благодетеля…