- Прошу прощения. - Он, кажется, несколько возбужден, и в этом нет ничего хорошего. - Я хотел бы предупредить, что вынужден несколько запоздать. С вашего разрешения, буду к часу. Понимаете, к часу! Согласно договоренности.
- К тринадцати ноль-ноль, - машинально поправляю я. - Вас понял. Возражений не имею.
Он отключает связь. Я вешаю трубку.
Все-таки этот профессиональный говорун не глуп и не болтлив. Как только я намекнул позавчера, что не очень доверяю своему аппарату, он тут же перешел на безличные, внешне совершенно невинные выражения.
Итак, не в полдень. Встреча перенесена на два часа. Согласно договоренности - это значит, что к новому сроку нужно прибавить час. В сущности, особой разницы нет. И все же досадно. Не могу поручиться, но мне отчего-то кажется, что сейчас любая отсрочка - непозволительная роскошь. Хотелось бы ошибаться, но не исключено, что в данном случае многое могут решить даже минуты…
В столовой десятикратно бьют часы. Сейчас должен позвонить Огюст.
- Сэр? - На лице Перкинса довольная улыбка. - Вас просит его высокопревосходительство господин Ришар!
О, капрал высоко чтит Огюста. Да и я тоже, признаюсь, еще какой-нибудь месяц назад, даже меньше, был бы рад этому звонку. Но не теперь…
- Переключайте на меня!
Больше всего не хотелось, чтобы Огюст заговорил тем тоном, какой месяц тому сам бы собою разумелся. Он, будто прочитав мои мысли, был сух и подчеркнуто официален.
- Вы не передумали, адмирал?
Вот как - уже на «вы», и даже без приветствия! Ясно…
- Даже не собирался…
- Вы отдаете себе отчет в возможных последствиях?
- Полностью и безусловно, господин генерал-аншеф.
Голос в трубке сорвался.
- У вас еще есть шанс, адмирал! Вы, возможно, не понимаете… День «Икс» настал!
Кажется, старый друг решил меня немножечко пугать. Видимо, напряжение последних недель помутило нечто в его обычно очень и очень толковой голове.
- Послушай, Огюст… - Я постарался придать своему голосу как можно больше неподдельной сердечности. - Ты что, первый день меня знаешь?..
Хмыкнул и добавил вполне по-курсантски:
- Тебя послать или сам пойдешь?
Мембрана заверещала серией возмущенных гудков.
Вот так. Значит, сегодня-завтра все кончится. Началось же, по крайней мере для меня, почти месяц, а если быть точным, то двадцать один день назад.
Огюст Ришар заявился ко мне почти в полночь, когда я, вернувшись из спортзала Ассоциации, уже прочно готовился ко сну. Впрочем, в моем доме он был желанным гостем в любое время суток и прекрасно знал это. Недоступный Перкинс при виде обожаемого господина генерал-аншефа захлопотал почище наседки, я, вздохнув, отложил пижаму, а Огюст, чего никак не ожидалось, подошел и повертел ручки приемника, настраиваясь на программу политических новостей.
- Бардак! - констатировал он, выслушав и нисколько не сомневаясь, что я пойму и поддержу.
- Бардак, - согласился я.
- Надо бы с этим кончать… - то ли вопрос, то ли утверждение.
- Да уж не худо бы… - в тон вопросу поддакнул я.
Огюст забавно прищурился. Он всегда был весельчаком и подчас откалывал штучки, за которые любой, кроме него, шута горохового, мигом распростился бы с парой кленовых листьев. Скажем, во время высадки на Карфаго он вдруг начал петь непристойные куплеты, забыв, что ударные взводы уже включили рации в шлемофонах. Скандал был неординарный! Под разухабистый припев «Ну-ка, где твой штык, капрал?» хохочущая десантура вмиг прорвала заслоны, и к вечеру мы рапортовали Центру о восстановлении демократии на планете. Что касается Огюста, то подполковник Ришар, естественно, сохранил погоны, заявив, что хотел всего-навсего подбодрить ребят…
- Слушай, Улли, - сказал он, - есть разговор.
И мы поговорили.
Все, что сказал мне в тот вечер Огюст, не вызывало возражений. Действительно, вокруг творился бардак, и предел происходящему должен был быть положен. У себя в Ассоциации мы не раз беседовали на эту тему. Скорее мечтали: выступление, изоляция политиканов, расстрел пары-тройки ворюг, строгая власть, абсолютный порядок и безукоризненная справедливость. В теории все было прекрасно, но где же взять исполнителей?..
- А если исполнители найдутся?
За полвека, что я знаю Огюста, балаболка ни разу еще не был так серьезен.
- То есть? - Я уже не хотел спать. - Кто?
- Кретины. Фанатики. Но оружием владеют и абсолютно послушны. Считай сам: нас на Земле…
И, уловив мой вопросительный взгляд, пояснил:
- Другие планеты - не наша забота. Мы (Огюст уже говорил «мы») имеем тысяч десять, верно? Да этих ишаков тысяч с полсотни, может, больше. Разве не хватит?
Я спросил напрямик: не сошел ли ночной гость с ума? Какое оружие у названных им кретинов? И неужели он забыл о спецподразделениях? И как насчет арсеналов Службы Охраны?
Вот тогда-то он, подмигнув, и сообщил о скором подписании Договора. И ликвидации оружия. Всего. Кроме холодного…
Это в корне меняло ситуацию! Я подпрыгнул, как мальчишка, и мы долго тискали друг друга за плечи.
На следующий день я приступил к инспекции контингента.