Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII

Чем теплее становились дни, тем, вопреки обыкновению, сильнее овладевала его сердцем грусть. Он чувствовал, что драккар придёт со дня на день, и что разлука с Динди случится гораздо скорее, чем ему бы хотелось. Внезапно у него начались приступы отчаяния — переживания из-за смерти Лойи наложились на ощущение предстоящей утраты, и Шервард не мог отделаться от мысли, что он больше никогда уже не увидит странную, блуждающую в каких-то иных мирах улыбку девушки, её пустые, но всё равно такие красивые глаза… Такие моменты были ужасны — они до боли напоминали ему то, что он пережил, стоя у погребального костра…

Несколько раз, пребывая в полнейшем отчаянии, юноша едва не решался, наплевав на всё, предложить Динди поехать с ним. Ему казалось, что он готов в одиночку выступить против всего мира — собственного отца, брата, односельчан, родственников Динди и даже, если придётся, против самого Бруматта. Но этот порыв, вспыхивая мрачным пламенем, будто бы выжигал остатки его душевных сил, потому что следом за ним наступало какое-то беспомощное оцепенение, парализующее волю. Так же он, бывало, с благоговейным ужасом взирал на бушующее Серое море, ожидая возвращения лодки Тробба. В те мгновения он понимал, что нет такой силы во всём мире, что могла бы противостоять этой стихии.

Так и теперь, посидев в темноте комнаты некоторое время, тупо глядя на дёргающийся огонёк в плошке масляной лампы, он понимал, что ничего не сделает. Динди останется здесь, а он уедет. Оставалось лишь положиться на доброту Матери — если кто и поможет ему, то лишь она одна…

И вот этот день настал. Драккар пристал к тому же причалу, где он стоял прошлым летом, и с палубы сошли те же его приятели — Индрен, Липпи, Ядри и другие. Они снова привезли какие-то товары, чтобы поддерживать легенду о богатом купце с островов, но Шервард лишь горько усмехнулся на это. За эту зиму он сблизился со многими людьми на материке, но ни один из них не видел в нём торговца. Впрочем, не тащить же всё это назад, и потому юноша договорился с Боденом, что тот заберёт весь этот скарб, взамен насыпав ему зерна, которое всегда было в цене на Баркхатти.

Затягивать прощание не имело смысла — его товарищи-островитяне вряд ли поняли и оценили бы ту излишнюю сентиментальность, с какой он относился теперь к Таверу. Прощание с Бруматтом и Динди произошло ещё накануне, а потому не имело большого смысла задерживаться.

Всходя по короткому трапу на борт, Шервард никак не мог отделаться от недавних воспоминаний об их расставании с Динди. Он, разумеется, обещал вернуться (и всерьёз рассчитывал, что так и будет). Девушка, как обычно, была молчалива, но он уже достаточно хорошо знал её, чтобы уметь читать едва заметные знаки на её лице. И он явно видел там грусть. И грусть эта грела его сердце.

Глава 31. Кимми

Город тяжело отходил от потрясения. Внезапно свалившаяся на голову смута, с одной стороны, ужаснула всех сверху донизу. То, как быстро и жарко всё вспыхнуло и как мощно горело, наводило на грустные мысли. Слишком долго империя жила во мнимом благополучии, так что граждане её успели поверить в то, что так будет и впредь. И теперь их уверенность пошатнулась.

С другой стороны, очень многие этой зимой отхлебнули пьянящей вседозволенности, частенько ошибочно принимаемой за свободу. Охмелевшие от внезапной собственной значимости, люди почувствовали лёгкий зуд в пальцах. Оказывается, можно диктовать свои условия (разумеется, зная меру) самому императору! Это было волнующе и требовало осмысления. Во всяком случае, выводы, напрашивающиеся из Белой Смуты, для определённой части населения города были вполне обнадёживающими.

Впрочем, и государство, наверняка, сделает собственные выводы. В том, что впредь уже не будет как раньше, мало кто сомневался. Протрезвевшие от смуты горожане чем-то походили на нашкодивших и получивших добрую трёпку детей: задница горит, но обиды нет — заслужили!

Увы, не все столь легко перенесли произошедшее. С некоторого времени Линд всё яснее замечал подавленное состояние Логанда. Разумеется, в первые дни после побоища на кладбище подавлены были все, ведь в городской страже служили не извращенцы, получающие удовольствие от убийств. Были нервные срывы, двое из их кордегардии написали рапорты об увольнении (впрочем, один из них вскоре забрал бумагу обратно ещё до того, как она пошла по инстанциям). Наверняка в других ротах тоже были подобные случаи, и Линд прекрасно понимал этих людей.

Он и сам находился на грани, и спасло его, пожалуй, лишь то, что юная психика просто не справилась с ужасом происходящего, превратив его в нечто вроде кошмарного сна. Юноша до сих пор находился в странном состоянии, когда ему казались нереальными события последних недель. Это состояние вызывало тошноту, словно опьянение, но оно же и спасало разум.